Ему поручили все строительство, благоустройство области и дороги, строительную, деревообрабатывающую и лесную промышленность. Заведующим отделом вместо него стал Олег Лобов.
Секретарей обкома Рябов тоже подбирал себе самостоятельно, в ЦК их не утверждали, в Москву не вызывали, полагалось только согласовать кандидатуру. Ельцина Рябов выбрал лично, хотя теперь, четверть века спустя, Яков Петрович находит в своем бывшем подчиненном больше недостатков, чем достоинств. Он говорил мне:
— Когда Борис ездил, ему обязательно надо было, чтобы его проводили, чтобы встретили. Он карьерист. Стоило мне приказать, он разобьется, но сделает. Я скажу: такой-то объект надо ввести в декабре. Он все сделает. Он хороший организатор, но с кадрами расправлялся. Мне постоянно жаловались на его грубость и бездушное отношение к кадрам. Я говорил ему: Борис Николаевич, ну будь ты к людям почеловечнее. Тебя знают, тебя уважают. Но только стоит ему подняться над кем-то, этот ярус его не интересует… Чувствуя, что я скоро уйду, он стал вести себя правильно. Я думал, он сделал выводы из наших разговоров и изменился. А он просто притаился…
Рябов приводит в своих воспоминаниях записи из дневника:
«Вынужден ему снова сделать замечания.
1. За его высокомерие.
2. Неуважение к товарищам по работе, в том числе и к членам бюро ОК КПСС, грубость, резкость в обращении и ненароком, напоминание им, что вы лезете не в свое дело, если не понимаете.
3. Это выражается в том, что он очень болезненно воспринимает замечания в адрес строителей, как обиду для себя.
4. Сам резок к людям, даже груб и нетактичен, до оскорбления, в то же время обидчив и вспыльчив, даже при законной просьбе или постановке вопроса товарищами.
5. Никак не может отойти от ведомственности, а это плохо, даже пагубно, для секретаря обкома и члена бюро.
Выслушал замечания, надулся, нахмурился, опустил голову, даже не повернул ее в мою сторону и спросил:
— Все?
Я сказал:
— Пока да.
Он заявил:
— Можно подумать?
Я сказал:
— Пожалуйста, подумайте, но надо делать выводы. Это у меня с вами не первый разговор на эту тему, в том числе уже на должности секретаря обкома партии.
Ему ничего не оставалось, как встать и уйти.
После каждого подобного разговора он делал выводы, но, к сожалению, выдержки ему не хватало до конца. Я Бориса не раз упрекал, что его неуважительное отношение к товарищам приводит к тому, что по многим вопросам, которые находятся в его компетенции, его же коллеги к нему не идут, а под разными предлогами выходят на меня.
В то же время я понимал, что это сильный работник, волевой, может себя и других заставить работать…
После последнего с ним разговора он, видимо, серьезно все проанализировал, взвесил и через некоторое время, при разборе состояния дел на каком-то строительном объекте, когда мы остались вдвоем, Борис сам заговорил:
— Яков Петрович, ну действительно, может быть, я забываюсь и веду себя не очень тактично по отношению к тем, кто проваливает дело. А их пробивает только нажим, но нажим мой, может быть, не всегда бывает корректным.
Вот этим Борис меня подкупал и успокаивал. Он не раскис, а, наоборот, отрегулировал свои отношения с секретарями обкомов партии, с другими руководящими кадрами, продолжал работать ответственно, с достаточной требовательностью и отдачей».
Рябов пристрастен к своему выдвиженцу. Надо думать, что четверть века назад он все-таки значительно больше ценил Ельцина и не видел в нем одни только недостатки, иначе не оставил бы его вместо себя в Свердловске.
Ельцин проработал секретарем обкома всего год, как Рябова забрали в Москву. Молодого, напористого и умелого свердловчанина Брежнев сделал секретарем ЦК КПСС по военной промышленности — вместо Дмитрия Федоровича Устинова, который стал министром обороны.
В ЦК Рябов продержался всего три года. Моторный и упрямый, он не сработался с влиятельным членом политбюро и министром обороны Устиновым, к которому Брежнев очень прислушивался…
Но тогда еще Рябов был в фаворе, и Брежнев спросил его:
— Кого будем ставить вместо тебя в Свердловске?
Рябов хотел оставить на своем месте Геннадия Колбина. Предложил Брежневу: