У Даши голова кругом пошла.
— Почему я?
— Ну, кто же еще, — усмехнулся "охранник". — Или вы видите здесь других сильфов?
— Я правильно понимаю: вы хотите, чтобы я жила в Принамкском крае и делала доски для человеческих нужд?
— Совершенно верно. У вас будут все инструменты, которые вы потребуете, а также штат наших мастеров. От вас требуется обучить их наделять доски способностью к полету. Или же делать это самой. Вас ожидает сытая безбедная жизнь, хороший круг общения. Вам ведь понравился Принамкский край? К сожалению, со старыми связями придется порвать, но чем только не приходится жертвовать ради собственного благополучия…
— А если я откажусь?
— Не порите горячку, Дарьянэ. Я повторю свое предложение во второй, в третий раз. В итоге вы все равно согласитесь.
— Но… насколько я знаю, способ изготовления досок — государственная тайна Ветряных Холмов. Вы предлагаете мне пойти на измену родине?
— Не предлагаю, — улыбка стала совсем плотоядной, — а настоятельно советую. В противном случае нам придется вас… уговаривать.
— Но я… — Даша запнулась. Ее голова внезапно заработала, в памяти всплыли основы логического анализа и Липкины слова:
"Порой ненароком услышанное слово может спасти тебе жизнь. Другое правило, не менее важное — уметь промолчать".
Ее отсюда не выпустят. Потому что вернувшись домой, она обо всем расскажет, и будет скандал, который подорвет не только торговые, но и просто добрососедские отношения Ордена с Холмами. Вот, куда пропадали сильфийские послы. Им тоже делали подобные предложения, а они просто не могли выполнить поставленных условий. Ведь мастера-досочники никогда не выезжают за границу, тем более с официальными визитами. Послы говорили, что не умеют делать доски, их убивали, а потом все валили на разбойников. Но Даша — не простой посол, она ведь агент тайной канцелярии на важном задании, она обязана выжить и вернуться к своим. Иначе в четырнадцатый корпус не возьмут… То есть, иначе Липка ничего не узнает о коварных планах Ордена.
— Что — вы? — участливо переспросил "охранник".
И вместо готовых сорваться с языка слов "Я ничего не смыслю в изготовлении досок", Дарьянэ сказала совершенно другое:
— Я… я должна подумать. Хоть одну ночь. Это все слишком неожиданно, я так не могу.
— Хорошо, думайте. А наутро мы снова встретимся здесь, и я хочу услышать от вас положительный ответ. И не пытайтесь сбежать, хуже будет.
Даша вздрогнула. Она как раз начала продумывать планы побега.
У Юргена было множество дел по работе. Требовалось привести в порядок картотеку самых видных благородных господ Ордена и убрать, наконец, оттуда покойного Жаврана Ара; слетать в восьмой, третий и тринадцатый корпуса за статистиками; поломать голову над полдесятком дежурных политических интриг и написать отчет руководству. Вообще-то, с отчетами полагалось маяться Липке, но тот, пребывая в расстроенных чувствах, свалил неблагодарный труд на подчиненного. Одним словом, работы Юре хватало. Однако, вместо этого он сбежал со службы в архив, где, пользуясь агентским доступом к сведениям о гражданах Холмов, принялся кропотливо просматривать личные дела. "Не так уж и много сильфов у нас живет, — утешал себя Юрген, — Чуть меньше тридцати миллионов…"
Благодаря опыту работы в тайной канцелярии, он неплохо представлял, где и что искать. Поэтому уже к вечеру труд был вознагражден: юноша узнал имя Дашиной бабушки, ее адрес и краткое жизнеописание.
Фистерии Урь было сто семьдесят три года. Ее муж развеялся шестьдесят лет назад, дочь — восемнадцать. В молодости Фистерия работала одной из управляющих в резиденции Верховного. Потом долго вращалась среди высшего общества, ничем сильно не блистая. Спустя несколько лет после смерти дочери Фистерия Урь окончательно замкнулась в себе и почти не покидала своей усадьбы в северо-западной части Холмов, недалеко от гор и кислотных морей.
Юре было необходимо встретиться с госпожой Фистерией и обо всем ту расспросить. Ему казалось, пожилая сильфида знает Нечто. Но соваться к ней, представившись мужем Дарьянэ, было верхом глупости. Кто знает, какую роль отвели Юре в этой истории? Может, старуха его еще на подлете развернет. А надо, чтобы пустила в дом и разоткровенничалась. Перед кем раскрывают секреты такие замкнутые особы? Перед детьми бывших коллег? Но Юра не знал, какие отношения были у Фистерии с сослуживцами и придворными. Резиденция — тот еще серпентарий. Может, представиться историком или писателем? Такой вариант подошел бы, будь у сильфиды прогрессирующая мания величия — ее жизнь, уместившаяся в пять с половиной рукописных страниц, казалась зауряднее некуда. Или, может, изобразить из себя живописца? Все женщины любят, когда с них пишут картины. Да вот только Юра рисовал еще хуже, чем Липка — колдовал. Более-менее сносно он разбирался лишь в геометрии и картографии, но без дюжины линеек, циркуля и лекал не мог запечатлеть даже ромашки — она в его исполнении ничем не отличалась от паука, а тот — от размазанной кляксы.