И она картинно свалилась в обморок, грохнувшись со стула.
— И что это значит? — нарушил ошеломленную тишину голос наставницы полетов. — Девчонка сама не знала о том, что является обдой?
— Да все она знала, — отмахнулась наставница дипломатических искусств. Но уже не так уверенно. Какая-то поразительная искренность исходила от Ченары.
Сторож подошел к лежащей девушке, осмотрел.
— Обморок. Притом глубокий, без притворства. Вы точно не ошиблись, господа?
— Но порезы на руке…
— Обда могла не знать о себе.
— А на что в таком случае рассчитывали те, кто устроил в Институте древнее беззаконие?
— Ими могла руководить самозванка.
— Самозванка — и такое провернуть? Не обижайтесь, господа, но некоторые вещи под силу лишь истинной обде. А она в Принамкском крае может быть одна — вот эта, которую господин сторож пытается привести в чувство.
— Откуда у вас такие познания? — изумилась наставница полетов.
— Я про этих треклятых обд уже лекции смогу скоро читать! — с отвращением выплюнула наставница дипломатических искусств. — С начала лета за ней охочусь, а она все это время была у меня под носом.
— И может статься, — заметил директор, — не догадывалась ни о чем.
— Слишком трудно поверить, — пробормотала наставница полетов. — И одновременно — слишком легко. Я знаю Климу с первого дня в Институте. Она никогда ничем не блистала, а уж на доске — тем более. Несколько раз заходила речь о том, чтобы исключить ее за неуспеваемость или перевести на политическое. Но девочка слишком бедна для их отделения.
— Бедна?! Если верить истории о ложках — а оснований не верить у меня нет — эта пигалица где-то хранит прорву золота, — напомнила наставница дипломатических искусств.
— С семи лет? Она наверняка потратила все на какие-нибудь глупости, — усмехнулся сторож.
— Обда-то? — директор приподнял брови. — Если все, что уже говорилось про таких, как она, правда…
— Все упирается в вопрос: знала Клима о своих способностях или нет?
— Несмотря на все ее уловки, мне почему-то кажется, что да, — у наставницы дипломатических искусств тоже имелась какая-никакая интуиция.
— Тише, господа, она приходит в себя, — объявил сторож.
Падать в обморок Клима умела лет с пяти. Притом, чем старше она становилась, тем натуральнее у нее выходило. Последние несколько лет она могла заставить свое тело перестать двигаться и реагировать вообще, хотя разум оставался бодрствовать, уши прекрасно слышали, а нос чуял запахи. Выводить себя из этого состояния было трудней, поэтому обмороки у Климы получались глубокие, долгие и зачастую приносившие немалый результат. Вот, как теперь. Все успели усомниться в ее виновности, но не успели с этими сомнениями справиться, воззвав к здравому смыслу. Теперь самое время было закрепить результат.
— О-о-о, — томно простонала Клима, чуть приоткрывая глаза и осматриваясь. — Нет, высшие силы, за что вы ко мне так жестоки! Это все-таки был не сон! Господин директор, госпожа наставница, я ничего не могу понять, почему моя кровь светится? Такого никогда раньше не было, клянусь здоровьем господина наиблагороднейшего! — "Чтоб ему поскорее сдохнуть".
— А ты по-прежнему упорствуешь, обда? — жестко поинтересовалась наставница дипломатических искусств.
— Я не понимаю, — пролепетала Клима, — отчего вы называете меня этим бранным словом? Чем я провинилась?
— Ты? Нет, она еще спрашивает! А из-за кого, по-твоему, весь Институт уже неделю стоит на ушах?
— Из-за незаконного сборища в поддержку обды, — быстро ответила Клима и напоказ осеклась. — Ох, то есть… Нет, я здесь не при чем! Я спала в ту ночь, даже могу рассказать, что мне снилось! Знаете, такая пустыня, а в ней колодец — к чему бы это?
— К тому, что я утоплю тебя, если ты не сознаешься, паршивка!
— Госпожа, не давите на девочку, — вступился за Климу директор. — Посмотрите, она напугана, растеряна. Она и впрямь могла не знать…
— После пыток — заговорит!
— А вот пытать мы ее не позволим, — это уже наставница полетов. — В чем она виновата? В том, что обда? Но ведь она ничего не делала и предана Ордену. Это уж, я надеюсь, ни у кого не вызывает сомнений.
— А история с ложками?
Господа переглянулись над головой подозреваемой.
— Климэн, выйди-ка на минутку и подожди под дверью, — велел директор.
— Но как же… Как я могу…
— Выйди, я сказал!
Клима поднялась на ноги и, чуть пошатываясь, покинула кабинет.