— Я недавно байку одну услышал, — начал Тенька. — О сильфах. Отчего у них такие длинные уши, знаешь?
Ристя покачала головой. Всяческие байки, тем более столь крамольные, гуляли среди простого народа, а у благородных считались дурным тоном. Вот поучительные истории о величии Ордена — другое дело. А сильфы — давние друзья, союзники, а о союзниках, как о покойниках — либо хорошо, либо ничего.
— Тогда слушай. Давным-давно высшие силы Земли и Воды сотворили наш мир. Землю, растения, животных, моря и даже нашу огромную реку Принамку. А потом Небеса развернули над миром голубое покрывало, которое укутало его, как новорожденного пеленки. Люди с сильфами тогда были одним народом и эфемерные летали по небу, словно птицы. Интересненькое, наверное, было времечко. Но захотели небожители однажды кушать. В небе есть нечего, не сырыми же птицами питаться, и не мошками-блошками. Часть небожителей спустилась вниз, на благодатные луга, фруктовые рощи и ягодные поляны. Поели они, значит, отяжелели и взлететь больше не смогли. Стали жить внизу, землю возделывать, детишек нелетучих рожать. Так появились люди. Тем временем, оставшиеся небожители отощали и истончились от голода, в их пустые головы забился ветер, искурчавил, обесцветил прежде золотые волосы, размыл до цветов радуги карие глаза. Летают несчастные, держатся из последних сил. Но кушать все равно хочется. И с небом расставаться жаль. Да и Небеса к ним привыкли, полюбили. Пошли тогда оставшиеся небожители на хитрость. Спустились в холмистой, продуваемой вольными ветрами местности и привязали себя за уши к верхушкам кедров, чтобы не упасть совсем. Посрывали шишки, наелись вдоволь орехов. И тоже отяжелели. Стало их вниз тянуть неудержимо, а уши-то привязаны! В общем, болтались они, болтались, да в итоге все равно на землю свалились. А уши так и остались длинными — растянуло. Мораль же такова: не зевай, делай, что должен, иначе останешься на голых холмах, изуродованным и с длинными ушами.
Но Ристя не развеселилась, только пожала плечами. Тенька занятно рассказывал, несмотря что вед. Застарелую боль это не притупляло, но и не добавляло тоски. Впрочем, тосковать — не тосковать, какая разница? Все потеряно и разрушено давным-давно.
Вед же мельком посмотрел в паучий угол. Муха в сети уже не трепыхалась, оцепенев. Паук куда-то уполз. Эх, жалко, пропустил момент, когда все случилось! Давно ведь хотелось посмотреть. С внезапной грустью Тенька подумал, что все они — и он, и Гера, и Ристя, и даже Клима — своего рода глупые мухи, кружащие в опасной близости от заботливо распахнутой западни. Того и гляди совершат неосторожный рывок не в ту сторону, запутаются, сгинут… А кто-то большой и непостижимый будет смотреть на их горе и со скуки биться сам с собой об заклад.
Глава 4. Молодожены
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?
Б. Корнилов
Шальной неумолкающий ветер расчесывает Сильфийские Холмы. Солнце бельмом заволокла дымка, тени на земле приглушились, поблекли.
Пейзажи Сильфийских, или, как их называют местные, Ветряных Холмов значительно уступают Принамкскому краю в живописности: пустоши в сорных травах, да кедровые леса на юго-востоке. Нет возделанных полей, фруктовых рощ, сел и городов. Только разбросаны по возвышенностям белокаменные усадьбы, а при них — небольшие огороды и чахлые сады.
На самом большом холме сияет перламутром и белизной колонн резиденция верховного — правителя сильфов. Рядом разбит главный сад, крошечный и бедный по Принамкским меркам, но для Холмов поистине роскошный. Неподалеку от резиденции размещены ученый дом, где изобретают новые модели быстролетных досок, библиотека, склады, у которых каждую неделю проводятся ярмарки, академия искусств и шестнадцать корпусов тайной канцелярии. Корпусам возвышенности уже не хватает, поэтому половина из них стоит в низине, а еще два словно взбираются на соседний холм.
Иного зрелища на Холмах не найти. Даже дорог толком нет, поскольку все население перемещается по воздуху. На юге — Принамкская граница и кусок дареной Орденом земли, отведенный под поля. С востока на запад Холмы пересекает речка Сильфука, у местных зовущаяся Хрустальной. Далеко на юго-западе Сильфука впадает в Принамку, вместе с ее водами делает крутой поворот и снова бежит на восток, в Доронское море.
Было два часа пополудни. Юрген Эв, словно молодой ветерок, взлетел вверх по лестнице родной усадьбы, держа доску подмышкой. Он не был дома уже две недели.