Выбрать главу

— А у кого-то мания преследования!

— Это профессиональная осторожность.

— Да как ни назови…

Высоко-высоко в небе начали появляться первые точечки звезд. Никто из сильфов, как ни старался, не сумел до них долететь. Тогда родилась теория, что звезд на самом деле просто не существует. Правда, веды ее вскоре опровергли, заявив, что небесные светила слишком далеки от земли, даже на доске не достать. Этот вывод сильфам не понравился, и поэтому большинство жителей Холмов продолжало верить, а точнее не верить в звезды. Костэн Лэй, надо сказать, к большинству не принадлежал. Агент своими глазами видел подлинники вычислений и здоровенную трубу с увеличительными стеклами, через которую открывалось такое, чего даже в самых нелепых фантазиях не вообразишь.

Две доски теперь висели в неподвижной синеве, над чернотой и редкими огоньками, как будто оказавшиеся меж двух усыпанных звездами небес.

— Сегодня я впервые пожертвовал подчиненным ради проверки сведений, Риша.

— Он… развеялся?

— Еще нет. Надеюсь. Но почти наверняка я больше его не увижу.

— Может, обойдется?

— Предчувствие редко обманывает меня. Какая же я сволочь! Загубил чужую жизнь. Сколько раз видел, как подобное проворачивает начальство, иногда сам оказывался в роли жертвы, считал такое в порядке вещей, особенностью работы. Но никогда не думал, как тяжело самому принять это решение…

Хотелось выть от безысходности и стыда. Риша говорила что-то утешительное, обнимала, гладила по волосам, целовала почему-то в висок и подбородок. Доски не покачивались, лишь слегка крутились на одном месте в сторону дуновений ветра.

— Давай, мы все-таки поженимся. Я возьму твою фамилию, буду ждать с работы, смахивать пыль с твоих картин и молиться Небесам за твою рисковую голову.

— Не надо. А если ты из-за меня попадешь в беду? Сколько уже раз в истории враги Холмов шантажировали агентов их близкими. А если я однажды не вернусь, и ты останешься вдовой, как моя мама? Я еще тогда дал зарок, что ни одна сильфида не будет плакать из-за моей смерти.

— Глупый. Какая разница, поженимся мы или нет? Мои слезы и улыбка все равно связаны с тобой.

— Нет, Риша. Я слишком люблю тебя, чтобы жениться.

— А я — слишком, чтобы перестать об этом просить.

Она наконец-то поцеловала его в губы, коснулась щеки мокрыми ресницами, прижалась всем телом — сильная, грациозная, бесконечно прекрасная. Он обнял ее всю, широко и крепко, стараясь забыться и в то же время запомнить каждую соленую капельку на носу, каждую родинку на гладкой коже, каждый невесомый вздох.

— Я все равно буду твоей женой, Костя Липка. Как бы сильно ты меня ни любил.

Глава 11. Пробуждение обды

Сквозь приоткрытые двери падает луч.

Верю себе и не верю, и луч ослепительно жгуч.

И нужен единственный шаг,

Но мне не решиться никак.

Мари Карне

Говорят, лет до шести человек ничего не помнит. Клима считала, что молва, как обычно, врет. Она помнила себя почти всегда. Вернее, не себя, а маму. В память, как трещины в камень, врезалось большое, склонившееся откуда-то сверху лицо. Широко расставленные черные глаза, лучащиеся теплотой. Нос стручком, тонкие губы, глубокие ямочки на рябых щеках. Мама не была красавицей, но ее живому обаянию, мудрости и доброте в деревне не находилось равных. Девушка помнила укачивания сильных нежных рук, красные от стирки пальцы, тонкий сильный голос, так похожий на ее собственный.

— Ты будешь Климэн. Климка, Клима. Моя смышленая доченька…

Держась обеими ручонками за мамин палец, Клима делала первые шаги. Отец ворчал, что жена слишком возится с дитем.

— Клима особенная, — отвечала мама. — Ты это непременно поймешь, но потом. Жаль, не увижу…

С мамой было весело играть в прятки, догонялки, прыгалки. Мама казалась самой гибкой, самой ловкой и озорной. Главный товарищ, лучшая подруга. Только мама хвалила за всякие пустяки, никогда не уставала учить.

— Запомни все, что я сейчас тебе говорю. Хотя ты едва разменяла четвертый год, умишка у тебя побольше, чем у некоторых теток на завалинке. Ты родилась для того, чтобы принести счастье.

— Тебе, да? — радостно спрашивала Клима. Она гордилась, что мама ценит ее.

— Всем людям на свете. Ты — наше общее счастье. Но не говори никому про это. Сделай так, чтобы говорили другие.

Конечно, Клима не понимала тогда смысла маминых слов. Она просто радовалась, что может принести людям счастье.

Сильно запомнился Климе ее первый обман. Ей хотелось поиграть с соседской девчонкой, но ту не пускала тетка. Тогда Клима сказала тетке, будто за околицей объявился некто, желающий ее видеть. И девчонку обманула, уверив, что сумела уговорить тетку отпустить ее гулять. Разумеется, ложь вскорости открылась. Климу за ухо приволокли домой. Мама кротко извинялась, просила не обижаться на дитя. Кто же в пять лет понимает, что поступает дурно?