— Она у тебя и в три больно умная была, — заявила противная тетка, уходя.
Мама закрыла за соседкой дверь, села на лавку у печи, поставила Климу напротив. Никогда в жизни будущей обде не было так стыдно, никогда больше она не жалела так о своем проступке.
— Ты поняла, в чем виновата? — спросила мама.
— Врать нехорошо, — прошептала Клима, с трудом сдерживая слезы.
— Нет, — неожиданно возразили ей. — Порою ложь куда лучше и действенней, чем правда. Вина в другом. Ты хотела достигнуть цели — поиграть с подружкой, но выбрала такой способ ее достижения, который оказался тебе не по зубам. Ясно?
— Да, — рьяно закивала Клима, — я не смогла соврать хорошо. А плохо врать не надо было. Если не можешь хорошо врать, надо или научиться, или делать дела по-другому.
— Умница, — похвалила мама.
— А как научиться врать? — тут же спросила Клима.
— Это непросто. Иные всю жизнь не могут. Но я тебе помогу.
Наверное, мама Климы была единственной в мире женщиной, которая учила своего ребенка врать. Они часто уходили в лес, якобы за грибами и ягодами, а на деле подальше от папиных глаз. Там они находили укромную полянку и садились прямо на траву. В холодное время года мама брала с собой подстилку. Они раскладывали карты и принимались за урок. Клима должна была убеждать маму, что у нее в руке совсем не та карта, которая есть на самом деле.
Поначалу искусство вранья давалось с трудом. Приходилось следить за всем: от выражения глаз до простых жестов. Нельзя было смеяться или чересчур напрягать лицо. Но постепенно вранье начало удаваться. К шести годам Клима с легкостью водила за нос и маму, и соседей. Обман стал увлекательной игрой.
— Мама, мама, — кричала разгоряченная Клима, вбегая в дом, — меня старшие ребята с собой на речку берут, с ночевкой! Отпустишь?
— Почему бы и нет, — пожимала плечами мама, доставая из печи румяный пирог. — Иди, но далеко не заплывай.
— А я тебя обманула! На самом деле девчонки хотят на спор ночью на кладбище идти, ну и я с ними. Я их всех уже отпросила.
— Молодец, ловко вышло, — мама совсем не рассердилась, она радовалась, что Клима соврала достоверно. — На этот раз ты правильно свое умение применила, с пользой. Не то, что в прошлый раз, когда за соседский дом якобы упала с неба звезда. Вранье должно быть неотличимо от яви. Для фантазий сказки есть. И пользу оно тебе должно приносить. А главное во вранье что?
— Не попадаться? — предположила Клима, стараясь не морщить лоб. Излишне подвижное лицо при обмане ни к чему.
— Не признаваться. Никогда. Даже если все раскроется. Стой на своем до конца и далее. Тогда тебе поверят даже те, кто видел правду собственными глазами. На кладбище не шали, покой мертвых следует уважать.
Клима кивнула. Она всегда слушалась маму и не морочила ее подолгу. Иначе кто ж похвалит за первосортное вранье? Другое дело, мама почти ничего не запрещала. Могла только дать совет или подробно описать, сколь плачевны будут последствия. Именно поэтому Клима однажды не пошла испытывать на обрыв «чудо-крылья» из парусины, и была единственной среди окрестной детворы, кто остался без ссадин и переломов.
Благодаря маме Клима никогда не теряла веры в себя и могла предвидеть, к чему приведут ее поступки. Мама научила Климу разным премудростям, вроде десяти способов заставить человека плакать или как интуитивно распознать в пище яд. Чем старше становилась девочка, тем больше рассказывала ей мама, будто торопясь, будто боясь опоздать. Повзрослев, Клима начала догадываться, что мама откуда-то точно знала о ее предназначении. И о том, что для пришествия в мир новой обды придется пожертвовать жизнью.
Это случилось, когда Климе шел восьмой год. Мама просто ушла с утра в лес, как это часто бывало. А назад уже не вернулась. Климе не показали маминого тела, не пустили на похороны. Девочка только смогла разведать, что в лесу маму подрал медведь. Отец рыдал, как ребенок, которого избили и забрали игрушки. Это выглядело страшно. А Клима не сумела проронить и слезинки. Жизнь продолжалась, после похорон кто-то должен был вести хозяйство. Отец почему-то бездействовал, других родичей у них не было: покойная мать сирота, отец же и вовсе пришлый. Как могла, Клима управлялась со свалившимся на нее хозяйством. В считанные дни изменилась ее осанка — теперь, если бы не рост, со спины девочку можно было принять за взрослую женщину. Когда, спустя дни после смерти мамы, Клима подходила к соседкам и ровным будничным тоном спрашивала, почем нынче на рынке зерно, и во сколько обойдутся услуги знахарки, чтобы старая корова нормально разродилась, женщины почему-то пугались и поминали духов пополам с высшими силами.