- Итого, у тебя под началом уже восемь деревень, – резюмировал Гера. – За три с половиной месяца.
- Дальше дело пойдет еще быстрее, – черные глаза обды сияли. – На очереди крепости. Ближайшая – Редим.
- Это, скорее, город, – поправил колдун. – Крепостью он был в незапамятные времена, а теперь стены обветшали, обросли лачугами, и защитят теперь разве что от волков зимой.
- Ты часто бывал в Редиме? – заинтересовалась Клима.
- Больше в детстве, с матерью. Там горшки хорошие продают и огородную утварь из самой столицы, сносу нет. Собственно, поэтому в Редим и ездят. А так это жуткое захолустье. Хуже только Вириорта к северу, через него заброшенный тракт из Холмов проходит. Хотя, прежде, говорят, крупный торговый город был.
- Тебя послушать, так вся ваша ведская сторона – сплошное захолустье, – отметил Гера.
- Ничего подобного. Вон, Локит к югу отсюда, до него три дня пути. Там знаешь, сколько интересненького на рынке продается! Почти все мои компоненты оттуда.
- А полезное что-нибудь в Локите есть? – прищурилась обда. Гера фыркнул, даже Ристинка не удержалась от сдержанного смешка.
- Представь себе: есть! – Тенька уже давно привык, что эти неучи почти не воспринимают его научные изыскания всерьез. Разве что та же Клима разок-другой поинтересуется. – Через Локит идет прямая дорога из Фирондо в Гарлей, на границу. Дорогу еще при обде строили, а теперь по ней вместо торговых караванов войска маршируют. Да и сам город не чета Редиму: богатый, пусть и небольшой, стены еще крепкие.
- Локит мне пока не по зубам, – сделала вывод Клима. – В Редиме же, по моим сведениям, уже кое-что знают обо мне.
- Это благодаря тем купцам, которых ты принимала на позапрошлой неделе в доме у старосты? – уточнил Тенька.
Клима кивнула. Деревня колдуна слыла в округе довольно крупной, в ней даже имелся свой рынок: около полудюжины грубо сколоченных деревянных прилавков под пестрым матерчатым навесом. Сюда приезжали не только жители соседних деревень, но и мелкие купцы. Для Климы рынок был идеальным местом для сбывания и приобретения необходимых слухов. Это в Институте достаточно одной Гульки. Тут же приходилось постепенно расширять количество наушников и осведомителей, пусть пока невольных. Хотя, некоторые деревенские ребята постарше уже вполне осознанно помогали обде.
В окно забарабанили. Тенька недовольно нахмурился. Сухой лед был хрупок, несмотря на все ухищрения колдуна. Поэтому прозрачные ставни бились по несколько раз в год, что у него, что у прочих селян. Впрочем, люди не роптали, Тенькины ставни и без того слыли самыми прочными в округе. Это позволяло набивать за колдовство двойную цену и покупать на рынке не только самое необходимое. Но все равно колдун терпеть не мог возиться с сухим льдом, считая прибыльное занятие скучнейшим на свете, а ребятня как нарочно обожала стучать в окна и кидать камни, испытывая лед на прочность.
- Сударыня обда! – за окном маячил любопытный детский нос, весь в конопушках. – Староста зовет! Там из самой столицы приехали!
Клима зыркнула на Геру, тот поднялся и отворил дверь, впуская в дом чумазую девчушку лет семи. Явно та бежала со всех ног и по дороге хотя бы раз плюхнулась в лужу – от большого усердия. На Климу девочка смотрела важно и загадочно, довольная тем, что ей поручили передать сударыне обде новость.
- Кто приехал? – Клима тоже поднялась, отставляя тарелку с недоеденными блинами, накинула поверх теплого шерстяного платья вязаный платок.
- Люди какие-то, – дитя поковырялось в носу. Ристя скривилась. – Важные, с каретой! Десяток солдат и мужик в фиолетовой накидке, во-от такой толстый! – девочка надула щеки.
- За рекрутами, – ахнула Лернэ. – Тенька, скорее в чулан!
- И за налогами, – колдун прятаться пока не спешил. – В таком случае, Геру тоже нужно в чулан сажать. Он мало того, что призывного возраста, так еще и с орденской стороны, ни в одной переписи не учтен.
- Никакого чулана, – отрезала Клима уже с порога. – Тенька, беги по деревне, собирай мужиков. Пусть захватят оружие. Гера, организуешь их, примешь командование, приведешь к дому старосты. Быстро!
И выскользнула за дверь, спеша вслед за девчушкой.
С утра пожухлая зелень в огородах была тронута инеем, лужи затянула тоненькая хрусткая корочка льда. Было пасмурно, пахло дымом и мокрой глиной, где-то на том конце деревни бодро лаяла собака.
- Они как пришли, староста сразу за тобой послал, – на бегу рассказывала девчушка, не слишком метко перепрыгивая через огромные, не по росту, лужи на дороге, пачкая юбку и лицо темными крапинками грязной воды. – У солдат сабли кривые и сулицы острые, а у толстого сударя – только сабелька...
Клима любила некоторых детей за удивительную наблюдательность.
- А что, староста забоялся их?
- Как тут не забоишься! Сразу по сторонам – глядь! А тут я на заборе сижу. Он и говорит, беги, мол, в крайний дом, да позови сударыню. Я ж не дурында какая, ясно, что тебя, сударыня обда. Потому как дело серьезное.
- Молодец, – щедро похвалила Клима.
У дома старосты девочка поотстала, а обда выровняла осанку и вошла через калитку во двор. Калитки здесь обычно не запирали, или же вешали символический крючок, чтобы ветром не хлопало: дурной знак.
Во дворе стояла та самая карета – простая, деревянная, обитая металлическими дугами, а на длинном бревне, которое, насколько знала Клима, староста все собирается пустить на крышу для хлева, но руки не доходят, рядком сидели столичные солдаты. Шестеро, а троим бревна не хватило, примостились, подпирая стенку недостроенного хлева. Столичные, да и вообще городские солдаты от обычных отличались тем, что на службу шли добровольно, получали за нее неплохой оклад и не воевали, а сопровождали в поездках по стране всяческих важных шишек, поддерживали порядки на городских улицах. Особо образованные и ловкие со временем оседали при штабах и управах. Клима гордо прошествовала мимо.
Староста сидел за столом в компании плотного мужчины средних лет. Фиолетовая накидка немалых размеров была небрежно брошена на лавку у стены. Подле печи хлопотала жена старосты, собирая угощение, мужчины пили квас. При виде Климы хозяин дома встал и чуть поклонился. Гость недоуменно вытаращил глаза.
- Я обда Климэн, – резко представилась девушка, садясь. – Правлю этой деревней, тремя к востоку отсюда, двумя к северу и двумя выше по тракту. Какие дела привели тебя, посланник, в мои суверенные владения?
Посланник дико оглянулся на старосту. Тот кивнул, мол, все так. Посланник качнул головой, покряхтел, пожал плечами: ничего себе блажь у народа в этой глуши! И повернулся к Климе.
- Дела обычные, ежегодные. Столица требует уплаты налогов в размере десятой части вашей прибыли, а также часть юнош и мужчин от пятнадцати до тридцати лет.
- Пусть столица катится к крокозябрам, – спокойно ответила Клима. – Здесь не ведскому правителю подчиняются, а мне. И налоги платят тоже мне. И мужчины все мои. Мы не зависим от Фирондо. И сей ответ ждет тебя в любой из моих деревень.
- Та-ак, – протянул посланник, кладя поверх столешницы руку, крепко сжатую в кулак. – Значит, нынче мода такая, отвечать всяким бредом на требования столичных чиновников? Бунт?
- Это не бунт. Это – воля высших сил, – Клима говорила негромко, но глаза у нее при этом были страшные. Староста съежился и притих, он никогда в своей жизни не слышал, чтобы в подобном тоне разговаривали с чиновниками. Он знал, что за Климой нет почти никакой реальной силы, в то время как за посланником – вся мощь Фирондо.
- Ты что мне тут сказки рассказываешь, сударыня? – посланник покосился на старосту, приметил его испуг. – С государственными властями не шути, не то велю солдатам выпороть тебя да за косы оттаскать. Ишь, кем себя возомни...
В это время Клима вежливо взяла старосту за запястье и приподняла рукав, шепнув пару слов, которые вычитал в одной из старинных книг Тенька. Давно зажившее место пореза полыхнуло зеленым светом, несколько долгих мгновений на коже были четко видны ровные линии знака обды. Посланник побледнел и умолк. От тяжелого властного взгляда черных глаз ему было крепко не по себе. Словно в детстве, когда на спор по очереди ночевали в одиночку на капище. Там тоже пульсировала древняя, неподвластная разуму сила, душно шумели ивы, а ромашки и ландыши порой светились, точно пни-гнилушки.