- Штука в том, что я не знаю, как их теперь отпустить, – виновато признался Тенька своему кумиру.
- Ты ведь рассчитывал!
- Я не думал, что эти дуры будут такие здоровые!
- А как же надбавка на естественную погрешность?
- Это уже с надбавкой! Понимаешь теперь, как у них там, – Тенька кивнул на небо, – все интересненько?
- М-да, – Эдамор Карей опять покосился на молнии. – Надо пересчитывать. Помнишь исходные?
- А толку? – забывшись, Тенька опять пошевелился, и по его левую руку загорелся чей-то сарай.
- Стой так, – велел колдун. – Сейчас сбегаю за бумагой.
В напряженном молчании все глядели, как Эдамор Карей разворачивается и спешит обратно к воротам. Там он с кем-то ругается, ждет, а потом так же бегом – обратно. В его руках белеет несколько свитков, а подмышкой зажата чернильница.
- О! Договорную грамоту будут писать! – в любом войске всегда найдется человек, лучше всех знающий, что происходит.
Разложив свитки прямо на земле, благо, она высохла и даже потрескалась от молний, Эдамор Карей обмакнул палочку в чернила и принялся записывать исходные, которые ему диктовал по памяти Тенька. Почерк у знаменитого колдуна был мелкий, корявый, с множеством завитков, и, на взгляд Теньки, вполне разборчивый. Только сейчас юноша понял, как ему повезло, что весь прошлый вечер он объяснялся с коллегами. Теперь разница в терминологии не была такой большой, хотя все же давала о себе знать.
- Каково процентное различие?
- А что значит “процентное?” – переспросил Тенька.
Эдамор Карей возвел глаза к небу, лишний раз полюбовавшись на молнии, но, в отличие от коллег, задирать нос не стал (должно быть, благодаря тем же молниям) и спросил иначе:
- Во сколько раз результат превышает ожидаемый?
- Раза в четыре, – прикинул Тенька.
- Значит, триста процентов...
- А зачем вообще эти проценты нужны?
- С ними проще, – охотно ответил Эдамор Карей. – Я тебе потом объясню.
На бумаге потихоньку расцветали многоэтажные вычисления.
- Сударыня обда, – тронул Климу за плечо ответственный за снабжение. – А правда, что по договору, который сейчас подписывают судари колдуны, Фирондо надлежит сдать тебе на милость, а Сефинтопалу за ослушание скормить крокозябрам, которых ты привезла с собой из небытия?
Отчего-то Климе впервые за долгое время вспомнилась Гулька.
- Правда, – ответил за обду Гера. – Но сперва крокозябрам отдадут всех, кто разносит по войску идиотские сплетни!
Ответственный за снабжение все понял и умолк.
По обе стороны стены терпение у людей было на исходе. Тишину и порядок удерживали только потрескивающие молнии в Тенькиных руках.
Судари колдуны тоже нервничали. У них не сходились расчеты.
- Крокозяберья выдумка эти ваши проценты, – ворчал Тенька. По его лицу струился пот, глаза покраснели и ввалились, затекшие руки подрагивали, от чего молнии в вышине выделывали устрашающие кренделя.
- Учиться надо нормально при таких талантах, – ругался Эдамор Карей. – А то нахватаются по верхам, потом ни шиша не ясно, проще пристукнуть, чем переучить. Так, здесь вектора совпадают, там мы исправили, отсюда выходит пятый корень умолчания...
- Было б, у кого! Вон там еще два уравнения.
- В столицу бы поехал! Да, сейчас я их учту.
- Я и поехал, – признался Тенька. – Но у тебя было занято, как сказали, а других колдунов я не знал. Сударь Эдамор, а может, увеличить степень сужения расширения переменного множителя?
- Крокозябра зеленая, почему не пошел ко мне лично! Такое дарование я сумел бы куда-нибудь пристроить. Нет, степень сужения расширения влияет только на скорость редукции, а с этим у тебя все в порядке.
- Интересненький совет! А я знал тогда, что я – “дарование”? А если... Точно, давай в начале заменим плюс на минус, хуже не будет!
- И что это даст?
- Изменится частота колебания ритма, это даст обратный эффект на всю формулу, и потом выльется...
- Точно! Где тут была чистая бумага, сейчас перепишу...
- Да я уже так представил! Гляди, здесь уменьшаю амплитуду, а там...
- Стой! – воскликнул Эдамор Карей, но было поздно.
Тенька соединил руки вместе, и сдвоенная молния змеей ввинтилась в небо, до прозрачности озаряя тучи, а потом опять грянула вниз, без остатка войдя в землю через макушку горе-экспериментатора.
Оба войска слаженно ахнули.
Тенька задергался, чуть слышно вскрикнул, а потом разом обмяк и завалился на спину.
Последним, что он видел, было затухающее электрическое марево среди клочковатых грозовых облаков.
Эдамор Карей поднялся во весь рост и заорал, пока люди не успели опомниться:
- Фирондо не будет сражаться против своих! Открыть ворота! Обда вернулась в Принамкский край! Новая обда – Климэн Ченара!!!
====== Глава 17. Лицо на портрете ======
То, что смутной музыкой звучало,
издали слышнее и видней.
Может, наши участи – начало
для грядущих хроник наших дней.
М. Алигер
Теньке казалось, что он плывет по черной бескрайней пустоте, а кругом то и дело вспыхивают, шевеля бахромой, здоровенные алые круги. Иногда через пустоту пробивались какие-то звуки, мало похожие на человеческие голоса, а порой все начинало с бешеной скоростью вращаться, да так, что голова раскалывалась на части и тоже превращалась в алую бахрому, оседающую вниз и зовущую то ли по имени, то ли просто в никуда...
Потом черная пустота поплыла, и появилась белая, где ничего интересненького не было, даже бахромы. Спустя бессчетное количество времени до Теньки дошло, что это белый потолок. А он сам лежит на этом потолке и плывет, плывет, оставляя позади красные отпечатки босых пяток, причем только левых. Почему все три пятки левые, было непонятно. И почему их три. И почему это пятки, если должны быть ладони. Все нормальные люди ходят на руках. Или не люди? Или не ходят?..
Он вынырнул из бреда, как из омута, такой же мокрый и задыхающийся. Веки слипались, но можно было различить и потолок (не такой уж белый и пустой, а расписной и с лепниной), обитые синей (или зеленой? Или розовой?) тканью стены, высокую спинку стула справа и сударыню слева. У нее было строгое лицо и две золотистые с проседью косы.
- Ты меня слышишь? – спросила сударыня.
- Я? – уточнил Тенька.
- Как тебя зовут?
- Тебя?.. А, меня, – он точно помнил, что знает ответ, но никак не мог его выцепить. Потом в сознании что-то щелкнуло, и Тенька вполне внятно назвал свое имя, а так же имена родителей, сестры и десятка соседей. Затем долго припоминал, как зовут Климу, но разобрался, что “Клима” – и есть имя.
- Сколько пальцев видишь? – не отставала сударыня.
- Два, пять... много.
- Болит что-нибудь?
- Голова, – не задумываясь, ответил Тенька, и только в этот миг понял, что у него болит голова. А еще левая пятка. Потому что из нее ползет красная бахрома...
Пришла Клима. Постояла с потерянным видом, сухо пожелала выздоровления и ретировалась. Тенька вспомнил, как она рассказывала, что терпеть не может больных. Вернее, не понимает, что с ними делать и как себя вести. Ни помочь им, ни приказать ничего, только стоять и терять время. Зачем эти больные вообще нужны на свете? А Тенька больной, это факт. Из здоровых столько бахромы не вылезет.
Из тумана выплывали лица, знакомые и не очень. Той сударыни, Зарина, Ивьяра Напасенталы, снова сударыни, Эдамора Карея и Геры, какого-то мужика с бородой, еще раз сударыни... Звучали голоса. Иногда Теньке казалось, что он понимает, о чем они говорят. Иногда он приходил к логическому выводу, что говорят о нем.
“А что со мной, собственно, случилось?”
Яркая вспышка, боль, грозовое небо, белые свитки на земле, растрескавшейся от молний.
- ...Обда Климэн Ченара!
Открытые ворота города. Все качается.
- Высшие силы, да он ведь живой!
- А надолго ли?..
- Крокозябры знают...
- Но что-то можно сделать?
- Подождать.
- И все? Нельзя просто ждать, надо помочь ему!