Глава 3. Ристинида Ар
Разве знали в детстве мы,
Веря в Божий свет, -
От тюрьмы да от сумы
Нет зарока, нет...
Н. Добронравов
Структура Ордена проста. Во главе стоит наиблагороднейший из господ, чье имя позволено произносить только самым близким. Власть наиблагороднейшего велика - способен он казнить и миловать по своему усмотрению, даровать и отбирать земли, любить выбранных им женщин, посылать войска к победе или смерти, утверждать важные решения, безнаказанно устранять неугодных. Наиблагороднейшему господину подчиняются благородные господа, те самые, с сильфийскими предками в родословных.
Благородные - высшее общество, им позволено все, что наиблагороднейшему, только в меньшей степени и негласно. Каждый крупный город непременно контролируют несколько семей благородных господ. Неравномерно, конечно же. Кто пооборотистей, имеет большую власть. Иногда главы семей договариваются и делят между собой сферы влияния: кто-то отвечает за торговлю, кто-то за борьбу с преступностью и рекрутские наборы, кто-то... да мало ли дел найдется!
Самые низшие чины в Ордене - господа. Они служат благородным и безоговорочно подчинены наиблагороднейшему. Когда человек вступает в Орден, он становится господином, но дети его этого титула не получают. По наследству передается только звание благородного господина, а его заслужить почти невозможно. За пятьсот лет только несколько случаев было. Господином стать тоже непросто, но реально. Например, при окончании Института все воспитанники (если они и так не принадлежат к семьям благородных) становятся господами. Взрослому человеку сложней. Надо доказать свою полезность Ордену или совершить в битве с ведами героический поступок.
Но как быть, если некто возжелал стать - не много, не мало - наиблагороднейшим? Простому человеку за такое дело даже браться не стоит. Обрести статус наиблагороднейшего способен только выходец из благородных господ, да не просто так, а путем интриг и тайного голосования, притом строго после смерти прежнего владыки Ордена. Поскольку семей благородных господ не слишком много - около пяти десятков, а влиятельных еще меньше, то к моменту смены власти пара-тройка лидеров уже естественным образом определена и плетет затейливую вязь интриг, привлекая сторонников для тайного голосования. Орден распадается на враждующие лагеря, и даже война с ведами порой отходит на второй план. Особо рьяные господа могут даже поторопить события и убить престарелого наиблагороднейшего, чтобы поскорее обрести власть. Потому многие главы Ордена к концу жизни становятся крайне подозрительными и начинают устранять те семьи благородных, которые способны претендовать на высший орденский пост. Делается это всегда безжалостно и тайно, не щадят даже маленьких детей, которые, как известно, могут вырасти и отомстить. И не дайте высшие силы никому испытать ту бездну отчаяния и разочарования во всех идеалах и верованиях, на которую обречены единицы, что ухитрились спастись и выжить вопреки всему и всем...
***
Следующая неделя после выписки из лазарета показалась Климе бесконечным сумбурным сном. Она вставала утром и шла на уроки, исключая полеты, которые ей запретили посещать еще десять дней. В свободное время Клима пробиралась на Герин чердак, который давным-давно отдали ему под мастерскую и личный зал для спортивных упражнений. В Институте поощряли верных Ордену талантливых воспитанников. Но Клима приходила не к Гере, а к Теньке.
Они вели бесконечные разговоры обо всем на свете. Делились детскими воспоминаниями, забавными байками, вроде той, отчего у сильфов длинные уши. Тенька оказался невероятно интересным собеседником. Помимо таинств колдовства, он имел немалые познания в географии, истории, астрономии и многих точных науках. Обычно Клима садилась на мешки, чуть прищуривая черные глаза, а вед ходил взад-вперед по чердаку, живо жестикулируя. Слова сыпались из юноши, как пшено из проколотого ортоной мешка.
Тенька рассказывал Климе, что их мир вовсе не ограничивается Принамкским краем, Сильфийскими Холмами, горными хребтами на западе и парой-тройкой морей. Оказывается, существует еще много неисследованных земель, куда просто пока никто не добирался. А вот оттуда, в частности, с северо-восточного Доронского моря, давным-давно приплывали на диковинных кораблях с клетчатыми парусами жестокие захватчики, поклоняющиеся стали и огню. Первые обды потратили много сил, чтобы избавиться от них. Тогда был заключен великий союз с сильфами, а на Доронском море построили рубеж. Его развалины и до сих пор там остались. Только разрушило преграду не вражье воинство, а время. Потому что уже больше тысячи лет никто не видал на горизонте моря клетчатые паруса.
Примерно в то время Клима решила, что следующей ее целью станет снаряжение дальних путешествий.
Порою Тенька говорил совсем уж невероятные вещи: их мир не только огромный, а еще и вовсе не единственный, в далеких звездных высотах есть другие. Там тоже кто-то живет, и он, Тенька, мечтает когда-нибудь с помощью водяного зеркала посмотреть на те недосягаемые, чуждые миры.
- Вон там, под небесами? - переспрашивала Клима, не в силах поверить такому диву.
- Конечно! Каждая звезда на небе - мир, а то и несколько. Ты когда-нибудь пробовала сосчитать звезды?
- Нет. Меня никогда не интересовала такая чушь.
- А вот и не чушь! - обижался Тенька. И, тут же позабыв про обиду, признавался: - А я вот пробовал. Полгода на это убил. Целую стенку дома втихаря исписал расчетами. Покойный отец когда увидел - выдрал так, что я потом неделю сидеть не мог! Правда, не за звезды, а что стену испачкал.
- Какой прок в иных мирах, если в своем порядка нет?
- Так ведь интересненько! Знаешь, я рассчитывал: если лететь на сильфийской доске до ближайшей звезды, это займет несколько миллионов лет!
- Столько даже сильфы не живут.
- Вот, а я о чем! К тому же, наверху очень холодно. Холоднее, чем у нас даже самой лютой зимой. А я такие морозы в нашем селе помню, что плевок на лету замерзал! Поэтому за пределами мира сколько не кутайся - околеешь. А потом я понял, что если изменять естественные свойства световой модели пространства через стоячую воду, можно вместе со световым пространством преломлять материальный мир. А если приноровиться - то под нужными углами.
- То есть, возможно в мгновение ока переноситься с места на место?
- Да, - отмахивался Тенька. - Но это побочный эффект, интересненько другое...
- Нет-нет, ну их к крокозябрам, иные миры, а вот твой "побочный эффект" мне нравится...
Тенька картинно закатывал глаза к потолку и заявлял, что Клима мыслит до жути примитивно. Хотя и соглашался, что для тактического превосходства над противником полезнее перемещаться куда хочешь по своему миру, а не по другим.
Клима делилась с Тенькой своими соображениями по поводу нынешней политической ситуации и маленькими секретами вроде того, как она на первом году ухитрилась заработать изрядную сумму денег и покарать всех, кто смеялся над ее длинным носом. Тенька уверил подругу, что нос, конечно, немаленький, но придает ей некоторый шарм, а у сильфов, говорят, и похлеще бывают. Так они пришли к выводу, что в Климином роду затесался неучтенный сильф с длинным-предлинным носом.
Когда уроки заканчивались и у воспитанников наступало свободное время, они собирались на чердаке вчетвером: Клима, Тенька, Гера и Выля. Гера обычно что-нибудь мастерил, Выля на коленке делала уроки, Тенька читал добытую в Институтской библиотеке книгу. А Клима, изредка советуясь с остальными, придумывала планы. Основные, второстепенные, на все случаи жизни. Ведь когда она заявит о себе открыто, нужно быть готовыми ко всему. Разумеется, в Институте Клима не останется. Она решила, что сбежит вместе с Тенькой на ведскую сторону и продолжит вербовку сторонников там. А Гера и Выля должны будут остаться и расширять организацию.
- Нет, так не пойдет! - воспротивился Гера, узнав Климин план. - Я клялся тебе в верности и не могу дать тебе уйти. Я давно решил, что буду с тобой до конца, каким бы он ни был. Ты возьмешь меня с собой!