В один из моментов она глазами показала, что сейчас откинется спиной мне на руки, и я даже успел подтвердить, что понял её намерение, и надёжно поддержал её, а потом чуть более сильным движением, чем надо, показал, что готов принять её на другую сторону. Нина в каком-то гимнастическом движении, как бы взлетая вверх, повернулась в другую сторону, и мягко упала спиной на мою руку. С мимолетным волнением, под платьем я ощутил её упругое тело; точно принял его и вернул в вертикальное положение. Она как будто приземлилась, чуть присев, и, не потеряв ритм, с оборотом взметнулась с вытянутыми руками вверх, разметав волосы.
В основном танцевали ребята и девушки моложе нас, но какое нам до этого было дело. Мне недавно исполнилось двадцать пять, а Нине было двадцать три с половиной, и как-то трудно чувствовать себя в таком возрасте ветеранами. Хотя кому как. Некоторые и в двадцать лет ведут себя как пенсионеры, и наоборот. Не в возрасте дело, а в отношении к жизни.
Хорошо мы потанцевали, от души, и, хотя не было сказано ни слова, были благодарны друг другу и за праздничное единение в танцах, и просто за то отдохновение, которое даёт бездумная отдача музыке и быстрым ритмичным движениям. Что-то глубоко сидит в нас, изредка выплёскиваясь наружу таким вот образом. И её близость во все время ощущалась каким-то приятным и пронизывающим волнением, смешанным с музыкой, ночной темнотой, и влекущим, не отпускающим ритмом.
В тот день, по возвращении, нам не хотелось сразу расставаться. И мы ещё постояли возле общежития. Но прежде Нина посмотрела вверх и убедилась, что на нас ничего не свалится сверху - над нами был небольшой карниз.
- Могут и сбросить что-нибудь, народ тут простой, - пояснила она меры предосторожности.
Я прислонился спиной к стене и держал её за талию, а она положила руки мне на плечи, как будто мы с ней всё ещё танцевали, и в таком положении разговаривали. И как фон, меня не покидало подсознательное чувство, как будто я давно знаю её. Оно зародилось в тот момент, когда мы встретились глазами перед "Аргентинским танго" и я мгновенно распознал родственную душу. Но не только. Что-то ещё приоткрылось в тот момент для меня - как будто неожиданно увидел глубину, но не отшатнулся инстинктивно, а наоборот, готов был шагнуть туда. Говорят же - как в омут. Кто бы мог подумать...
Нина со смехом рассказала, как ей приходится бороться с мелким воровством среди работников столовой. Что-то всё равно утащат, не убережёшься, да и заведующий считает, что "нельзя быть у воды, и не напиться", но надо держать народ в рамках. Работники ходят через заводскую проходную, много не утащишь. Но всё равно умудряются, привязывая продукты, а то и по паре кур, на верёвку и пряча под юбки.
- У-жас! Мне подумать страшно, как они через проходную идут с этими курами, прямо из холодильника, - смеётся Нина.
- Да что ты, есть такой отважный народ, ничего не боится, - заверяю её. "Думаю, некоторые просто из любви к искусству воруют, им даже не столько продукты нужны, сколько острые ощущения.
- Может быть, - соглашается Нина. "Мне одну так и пришлось уволить, просто какой-то клинический случай клептомании. Главное, остальные, глядя на неё, как с ума посходили. Поддон для котлет утащили. Ну кто дома столько котлет будет готовить? Глупость какая-то. - И, слегка покачиваясь назад и вперёд в моих руках, заканчивает: "Как только её уволила, тут же воровство прекратилось. Вот уж точно, ложка дёгтя в нашей столовской бочке мёда!" - и она вопросительно смотрит мне в глаза.
А по мне, правильно она сделала. Со всеми не нанянчишься. Многие по-хорошему просто в принципе не понимают, воспринимая доброе отношение как слабость, которой надо воспользоваться в своих целях.
Но пока я так и не узнал, почему она уехала из Орла, а сама она обходит вопрос стороной. Значит, время ещё не пришло. А может, и никогда не придёт.
Весна незаметно перешла в лето. Ярко-желтые от цветов одуванчиков, светло-зеленые весенние поляны сменили цвет на спокойный летний, с потемневшей, заматеревшей травой. Отцвели бело-пенным и нежнейшим розоватым цветом фруктовые деревья и кустарники в нахабинских садах, усыпая траву и землю лепестками с коричневатой каемочкой увядания. Опавший цвет не вызывал сожаления - о неизбежном не печалятся, - но как будто оповещал о завершившейся смене времен года и, как я ощущал, об окончании какого-то этапа моей жизни.
Каждое утро, идя на станцию, я отмечал, как подрастала обильно высыпавшая плодовая завязь на яблонях. Часть её быстро отпала сразу после цветения, ненадолго выстелив тропинки под деревьями тонким зеленоватым ковриком, но та, что осталась, цепко укрепилась на ветвях и обещала дать богатый урожай. Солнце вставало быстрее и почти сразу начинало пригревать. Воспоминания об утреннем весеннем холодке стали чем-то далеким и забытым - человеческая память странное творение, и время в её царстве не плавная равнинная река, но горный ручей, прихотливо скачущий по скалистым уступам.
По научной работе сделано было более чем достаточно, и мне не терпелось закончить диссертацию, защититься, и поскорее расстаться с аспирантским статусом. Откровенно говоря, это положение уже давно тяготило - сколько можно ходить в учениках, хотя бы и формально, тем более что на деле я давно работал самостоятельно. И, каким-то образом, приход лета как будто обнажил мое нетерпение поскорее поставить точку в этом вопросе. Одним словом, труба зовет! Пора, пора!..
Как-то я встретил Нину после работы. Когда на троллейбусе мы подъезжали к общежитию, я спросил, нет ли поблизости места, где можно искупаться. На меня иногда находит почти нестерпимое желание залезть в воду, желательно ледяную, и охладиться, как будто организм в экстренном режиме начинает сбрасывать тепло, как какая-нибудь теплоэлектростанция горячую воду. Оказалось, неподалёку есть не то пруды, не то котлованы, где Нина видела отдыхающих.
Сойдя с троллейбуса, мы направились к прудам. Никто не купался, но на глинистых берегах сидели несколько безмолвных рыбаков. В ведерке одного из них трепыхался ёршик с непропорционально большим колючим плавником. Надо же! Тут даже рыба есть!
Я разделся, и с наслаждением погрузился в холодную водицу несколько необычного насыщенного аквамаринового цвета. Нина ждала меня на берегу. Она нашла в лесочке деревянную колоду, притянула её на берег, и сидела на ней, задумчиво глядя куда-то вдаль.
Одеваясь, я забыл на кусте маленькое махровое полотенце с легкомысленными лимонными и зелёными поперечными полосками - обычно брал его на тренировки. Вспомнил об этом только когда проводил Нину до общежития. Со смехом сказал ей о пропаже, и тут же забыл об этом. Каково же было моё удивление, когда она при очередной встрече подала мне полиэтиленовый кулёк, в котором по лимонным и зелёным полоскам я сразу узнал своё полотенце.
- Каким образом?! - в изумлении воскликнул я.
- Заехала утром, нашла, - просто ответила Нина. Я представил, как она ранним утром, когда на траве серебрится холодная роса, а кругом ни души, пришла на котлован, чтобы найти пропажу. Там днём-то не очень уютно себя чувствуешь, а с утра в этом месте, наверное, просто жутковато. И что-то всё-таки подвигло её на этот поступок.
В общежитии
Как произошёл этот эпизод, я и сам толком не отдаю себе отчёта. Спонтанно. Иногда так бывает. Ничего не планируешь, не ожидаешь, а оно раз, и случается. Приходит мгновенный толчок изнутри, и ты ему беспрекословно подчиняешься. А тогда всё именно так и произошло.
Лето к тому времени уже окончательно обосновалось в Москве и Подмосковье, и даже принесло свои первые плоды - зелень с огородов, ведерки и корзинки садовой клубники. Эти первые летние дары природы, расставленные и разложенные на прилавках небольшого базара в Дедовске, радовали глаз своей свежестью и безыскусной прелестью. Дедовск был следующий город за Нахабино по рижской дороге. Туда я иногда добегал по лесу во время своих вечерних кроссов. Не в силах удержаться, почти всегда что-нибудь покупал на базаре, и тогда часть дороги назад шел пешком, пока не "расправлялся" с купленной клубникой.