Еще один пациент имел обыкновение считать, что каждый сделанный им выбор — неверный. Принимая важное решение (с какой женщиной провести время, куда пойти учиться, какой работой заняться, куда поехать отдыхать и так далее), он чаще всего мучился. Как только он принимал окончательное решение, он понимал, что не выбранный им вариант был верным, и начинал страдать из-за неправильного выбора. В процессе работы мы обнаружили, что в основе этой привычки лежат три патогенных убеждения: (1) его накажут за проявление самостоятельности, если он не накажет себя сам; (2) он не заслужил права на положительный результат вследствие своего выбора; и, что важнее всего, (3) вера в то, что где-то есть идеальное решение, в котором нет неопределенности, и что его метания в момент выбора означали, что он был не прав.
Как я уже сказала, этот мужчина был убежден, что, если все складывается хорошо, к этому следует относиться с настороженностью, поскольку это приведет к катастрофе. Я помню, как я довольно настойчиво конфронтировала с его магическим мышлением, лежащим в основе этого представления, говоря ему, что удача может улыбнуться или отвернуться, но не существует доказательств того, что она отвернулась от человека из-за того, что он позволил себе порадоваться ее случайной улыбке. Несмотря на то что во взрослом возрасте эти патогенные представления заставляли его серьезно мучиться — или, говоря точнее, превращать возможность получения разнообразных удовольствий в страдания, — он понял, что ему невыносимо сложно отказаться от ощущения всемогущего контроля над обычными жизненными ситуациями.
Реакции в переносе
В обычной долгосрочной терапии патогенные представления медленно проявляются в трансферентных отношениях. Когда же они возникают, обе стороны часто бывают удивлены их интенсивностью. Например, люди, пережившие психическую травму, в какой-то момент терапии начинают безусловно верить, что терапевт собирается злоупотребить ими. Женщина, проходившая у меня анализ, будучи хорошо адаптированным и реалистичным человеком, в чувствительный период терапии могла разговаривать со мной, только свернувшись на кушетке в позе эмбриона, словно защищая жизненно важные органы от нападения. Во время вспышек гнева отец избивал ее, нанося удары по любым доступным частям тела.
Депрессивные люди, у которых есть внутреннее убеждение, что их плохость заставит отвернуться любого, кто узнает их лучше, как правило, проходят в терапии мучительный период, когда они уверены, что терапевт отвергнет их. Одна из моих пациенток, находясь в этом состоянии, попросила не прерывать терапию, несмотря на то что она осознанно выбрала меня в качестве аналитика, зная, что я упорно работаю с пациентами в течение долгого времени («Я знаю, вы обычно поддерживаете людей, но ко мне это не относится. Всякий раз, когда вы узнаете обо мне что-то новое, я жду, что это точно будет последней каплей, и тогда вы с презрением вышвырнете меня»).
В случае если человек по каким-либо причинам не может пройти анализ или долгосрочную аналитическую терапию, нужно совершать скачки в понимании, в которых нет необходимости, если патогенные убеждения появляются в своем естественном темпе. Однако совершать их нужно обдуманно, поскольку чем точнее мы понимаем мировоззрение пациента, тем более усиленно мы должны воздействовать на него. Небольшие трансферентные признаки патогенных представлений можно заметить уже в начале терапевтических отношений. Вопросы, которые задает пациент, то, как он устанавливает контакт глазами или отводит их, атмосфера, в которой обсуждаются такие вопросы, как расписание, оплата и отмена, — все это намекает на то, с какими представлениями об отношениях человек приходит на терапию. Например, такое замечание, как «Мне нужна только краткосрочная терапия», может говорить не только об озабоченности этого человека вопросами денег и времени; оно может свидетельствовать о патогенном убеждении, что если позволить себе стать зависимым от другого человека, то легко можно стать жертвой злоупотребления властью со стороны этого человека.