Поиск и понимание убеждений, лежащих в основе проверок
Как говорилось ранее, клиническое значение понимания патогенных убеждений не ограничено усилиями терапевта пройти все проверки пациента. Нам также следует помочь нашим клиентам увидеть, какие убеждения лежат в основе этих проверок, как они сформировались, как они изначально помогали человеку защищать себя и какой вред они причиняют ему сейчас. В противном случае большая часть достигнутых изменений будет аннулирована, как только терапевта не окажется рядом для прохождения проверки. Другими словами, исследование основных неадаптивных убеждений клиента является важной частью процесса проработки. Даже в условиях краткосрочного лечения терапевт сможет добиться большего, если он не просто опровергнет патогенные ожидания пациента, но обсудит их наличие и то, что эти ожидания означали в детстве.
Я проиллюстрирую это следующим примером. Те из нас, чья личность организована депрессивно, реагируют благодарностью и чувством облегчения, когда терапевт демонстрирует поведение, опровергающее наши ожидания быть отвергнутыми, если нас узнают до конца. Эти ожидания связаны с детским опытом сепарации, в котором мы решили, что это произошло из-за нашей нуждаемости или плохости. Терапевты, которые противодействуют депрессии, избегая отвержения, утешат нас в краткосрочной перспективе, но в конечном счете не сформируют чувство собственной ценности, нейтрализующее наши патогенные убеждения, а лишь поспособствуют идеализации терапевта, который упорствует в работе с таким нуждающимся или плохим человеком. Такое лечение ничего не сделает с поддерживающей наше убеждение магической фантазией — надеждой, что, если мы преодолеем собственную нуждаемость или станем хорошими, нас никогда больше не оставят. Если наши самоуничижительные убеждения и связанные с ними детские фантазии всемогущества не выявлены и не исследованы, они найдут способ снова утвердиться после завершения терапии.
Для работы с патогенными представлениями не всегда требуются годы психоаналитического исследования. Я работала с мужчиной, мать которого умерла от рака, когда ему было четырнадцать лет. За несколько месяцев он достиг хороших результатов, приходя раз в неделю на терапию, которая помогла ему обнаружить в себе твердую веру, что его мать умерла, когда он эмоционально отдалился от нее. Он пришел с желанием проработать проблемы границ с женой, в отношениях с которой он не чувствовал себя свободным. Когда он открыл в себе бессознательную вину, он смог смягчить ее и понять, что мать умерла бы вне зависимости от того, завершил он или нет нормальную подростковую сепарацию. Это открытие позволило ему стать более независимым в семейных отношениях, больше поддерживать жену как отдельного человека и не так бояться ужасных последствий собственного «эгоизма».
Такое осознание важности понимания долгосрочных последствий выводов, которые дети делают в трудных ситуациях, не ограничено психоаналитическим сообществом. Читатели, знакомые с работой Дженнифер Фрейд (Jennifer Freyd, 1996) о «травме предательства», найдут очень похожие доводы, приведенные в основном на языке современной когнитивной психологии. Фрейд подчеркивает, что дети вследствие своего зависимого положения должны верить, что авторитетные фигуры жестоко обращаются с ними потому, что они заслужили такое отношение. В противном случае им придется столкнуться с невыносимым страхом, связанным с признанием, что их жизнь находится в руках ненадежных и жестоких людей. Используя подобные формулировки, она приводит аргументированные и научно обоснованные доказательства, которые объясняют проблемы с памятью при эмоциональной травме; ее работа имеет большую значимость для лечения таких пациентов.