Если терапия идет успешно, клиенты замечают, что стали больше принимать не только собственную сложную внутреннюю жизнь и «истинное» Я, но сложность и недостатки других. Они видят своих друзей, родственников и знакомых через призму их жизненных обстоятельств и историй и не так лично принимают разочарования. Поскольку они прощают себе те вещи, которые теперь понимают и могут контролировать, они прощают других за то, что те не понимают и контролировать не могут. Посвятив в свои самые страшные тайны терапевта, который при этом не был шокирован, они меньше боятся сближаться и раскрываться другому человеку. Проанализировав свою враждебность и агрессивность, они меньше боятся, что это каким-то образом навредит тем, кого они любят. Получив от терапевта сочувствие, они распространяют его на других.
Способность работать, раскрытие своего творческого потенциала и отказ от беспомощных стенаний в пользу решения проблем — еще один результат эффективной терапии. Марта Старк (Martha Stark, 1994), ярко описавшая работу горя в терапии как движение от «бесконечных претензий» к зрелому принятию того, что нельзя изменить (и новой способности менять то, что можно), дала еще одно, новое определение известного процесса роста в терапии. По мнению Старк, начальный этап психотерапии включает в себя постепенное принятие клиентом факта, что его психологические проблемы связаны с превратностями судьбы и ее дарами, а не с какими-то личными недостатками или неудачами; второй этап включает в себя болезненное понимание того, что, несмотря на истинность этого факта, никто, кроме самого клиента, не несет ответственность за решение этих проблем.
Хотя люди любых творческих профессий часто беспокоятся, что психотерапия лишит их эмоциональной энергии (разрешив невротические проблемы, которые поддерживают их активность), они обычно замечают, что после терапии их творчество становится менее конфликтным, более дисциплинированным и плодотворным. Гордон Оллпорт (Gordon Allport, 1961) говорил, что достижения творческих людей с функциональной точки зрения освобождаются от конфликтов, определивших их; конфликтов, которые к моменту начала терапии являлись для них исключительно помехой. Чессик (Chessick, 1983), делавший акцент на удовольствии, которое после успешной терапии стало сопровождать процесс как творчества, так и отдыха, предложил изменить терапевтические цели, сформулированные Фрейдом, «любить и работать» на «любить, работать и играть».
В своих ранних теориях Фрейд подчеркивал примат сексуальности в человеческой мотивации. Позднее, под впечатлением от человеческой деструктивности (в особенности во время Первой мировой войны), он также признал агрессию как основное влечение равной силы. Будучи дуалистом, в поздних работах он рассматривал человеческое поведение через призму конфликта между Эросом, влечением к жизни, и агрессией, или Танатосом, влечением к смерти. В этой парадигме любовь является неопасным и созидательным выражением сексуального влечения, а работа — позитивным выражением агрессивного влечения. Последователи Фрейда в теории объектных отношений добавили важный третий «инстинкт» (если что-то столь сложное можно называть этим словом), а именно зависимость (привязанность).
Фрейд, как правило, рассматривал людей как автономные, обособленные системы. Однако начиная с научного вызова, брошенного Фейрберном (Fairbairn, 1952) фрейдистской теории и состоящего в утверждении, что младенец ищет не только удовлетворения влечений, но и отношений, а также благодаря исследованиям привязанности и сепарации Боулби (Bowlby 1969,1973) аналитики стали все больше понимать вездесущность взаимоотношений между людьми, нашей встроенности в межличностную систему, которая не исчерпывается нашей сексуальной и агрессивной природой. Обширная литература о привязанности стала появляться в последние годы по мере того, как исследователи и практикующие специалисты неоднократно сталкивались с подтверждением существования на протяжении всей жизни потребности в объектах и арены для выражения различных аффектов. Столь же пристальное внимание, уделяемое этой теме представителями психологии самости, касается постоянной потребности человека в «объектах самости», которые отражают и подтверждают его.