В этой главе я расскажу о клиническом применении некоторых видов неизменяемой реальности, включая: (1) темперамент, (2) генетические, врожденные и медицинские состояния, оказывающие непосредственное влияние на психику, (3) необратимые нарушения мозговой деятельности, вызванные травмой, заболеванием или интоксикацией, (4) неизменяемость телесной реальности, включая хронические соматические заболевания, (5) неизменяемые жизненные обстоятельства и (6) личную историю. Хотя этот перечень не полный, поскольку в жизни человека могут постоянно возникать разные непреодолимые препятствия, все же надеюсь, что он достаточно широкий, чтобы сделать то, о чем я пишу, важным пунктом клинической работы.
Темперамент
Академические психологи проделали долгий путь от эры радикального бихевиоризма и наивной прагматики, когда Джон Уотсон мог хвастливо заявить: «Дайте мне дюжину здоровых младенцев... и я гарантирую, что, выбрав наугад ребенка, смогу сделать его специалистом любого профиля — врачом, адвокатом, художником, торговцем, даже нищим или вором-карманником — вне зависимости от его склонностей и способностей, рода занятий и расовой принадлежности его предков» (John Watson, 1925, р. 82). Начиная примерно с середины столетия такие исследователи, как Сибилла Эскалона (Sybille Escalona, 1968), Томас, Чесс и Берч (Thomas, Chess & Birch, 1968) и, наконец, Кейган (Kagan, 1994) в своем недавно изданном всестороннем анализе, начали задумываться об ограничениях, которые накладывает на человека основа его темперамента. Накопленные за это время знания о развитии убедительно продемонстрировали, что люди при рождении — это совсем не «чистые доски». Мы знаем, что отличительные черты человека, будь то застенчивость или поиск стимуляции, генетически обусловлены и не могут рассматриваться только как продукт воспитания. То, что терапевты обращают большое внимания на приобретенное, чем на врожденное, связано с тем, что оно является частью наследства, которое могло бы быть другим и привело бы к иным результатам по сравнению с теми, которые мы можем представить и наблюдать сейчас. Внимание к средовым факторам не следует понимать как сведение к минимуму важности генетического вклада.
Работа с приемными детьми — один из примеров, когда признание важности темперамента при клинической работе приобретает особое значение. Ребенок с самого раннего детства может воспитываться очень любящими родителями, но все равно чувствовать себя отверженным и непонятым, если в приемной семейной системе никто не может понять сути его темперамента. Приемные родители естественным образом преуменьшают «инакость» ребенка, которого они воспитывают как своего, а также рассчитывают, что их любовь к нему будет эмоционально восприниматься так же, как и любовь его биологических родителей. Как результат, в приемной семье часто формируется запретная эмоциональная территория, табу на выражение ребенком боли и ощущение изоляции или их проявление вразрез с темпераментом других членов семьи.
Для клинической практики важность этого заключается в том, что, обращая внимание на темперамент и его разнообразные проявления, специалист может помочь усыновленному клиенту обнаружить, проанализировать и отказаться от болезненных последствий невыраженного эмоционального отчуждения, полученных им в детстве. Обычно у детей, особенности темперамента которых отвергаются родителями и представляют для них проблему, формируется убеждение, что с ними что-то «не так». Обычно подобное мнение возникает у приемных детей как следствие идеи, что «мои родные родители отказались от меня потому, что я неправильный». Психотерапия помогает поменять подобные патогенные убеждения на реалистичное понимание истории жизни клиента. Усыновление, по существу, — случайный процесс, суть которого бросает вызов естественному стремлению ребенка к справедливости. «Агентство по усыновлению могло продать меня любому человеку», — сказал задумчиво один из моих клиентов. Понимание этой голой правды помогло ему оплакать то, что по сравнению с детьми, выросшими в окружении своих биологических родителей, он был лишен воспитателей, активность и энергетика которых совпадала бы с его собственными. После этого его ощущение собственной плохости и чувство внутреннего стыда сменилось на сожаление относительно отдельной личной неудачи.