Когда у терапевта есть понимание субъективных различий в состояниях тревоги, клиническая работа становится гораздо более эффективной, чем при восприятии тревоги как единого, недифференцированного феномена. (Так, безусловно, ее трактуют многие защитники фармакотерапии, не обязательно при этом учитывая долгосрочную пользу для пациента). Понимание того, какой тип тревоги испытывает человек, нельзя автоматически вывести из наблюдаемой ситуации. Так, например, если я обратилась к терапевту с переживаниями по поводу внебрачных отношений, у специалиста нет возможности изначально понять, разрушают ли меня мощные влечения, которые активизировались вследствие моей новой влюбленности, или я бессознательно воспринимаю роман как угрозу для своей безопасности, репутации и семьи, или же я ожидаю, что интернализованные властные фигуры накажут меня за прелюбодеяние. Если терапевт нс понимает различий между разными тревожными жалобами, а также не видит разницы в их субъективном значении, которое определяется тем, на каком уровне развития они возникают, он, вероятнее всего, перенесет свою собственную реакцию в аналогичной ситуации на меня, что может не иметь ко мне никакого отношения.
Аналогично человек в депрессивном состоянии на психотическом уровне будет чувствовать себя настолько плохим, что будет считать себя ужасно отвратительным и недостойным помощи, на пограничном уровне будет испытывать отчаяние, пустоту и болезненную брошенность, а на невротическом уровне будет убежден, что стремиться к счастью — опасно. Способ, которым клинический специалист сможет успокоить и вдохновить депрессивного человека, в какой-то мере зависит от того, насколько правильно он «понимает» субъективную природу депрессии. Сочувствие к человеку в состоянии тревоги или депрессии — естественная реакция сострадающих людей, однако настоящее понимание смысла этих страданий зависит в каждом конкретном случае от осмысления их сущности и особенностей развития.
Развитие, стрессы и психопатология
Люди приходят на психотерапию, когда в их жизни случается что-то ранящее внутренние уязвимые места, нередко скрытые в бессознательном. Для одного катализатором необходимости обращения к терапевту будет отвержение, для второго — неожиданный успех, для третьего — сексуальное искушение, для четвертого — необходимость воспитания трудного ребенка. Принимая во внимание внутреннее значение разных видов стресса, неудивительно, что человек может стойко выдержать то, что покажется стороннему наблюдателю большой эмоциональной травмой, — например, смерть нескольких близких родственников, — а затем психологически разрушиться под влиянием события, которое для остальных будет мелкой неприятностью, как, например, неожиданное раздражение коллеги-конкурента.
Очень часто причиной обращения к специалисту в сфере психического здоровья является бессознательная реакция на годовщину — например, обращение по прошествии десяти лет после смерти родителя (похоже, бессознательное в нашей культуре организовано в десятичной системе) или по достижении клиентом возраста, в котором умер один из его родителей. Связанный с этим феномен, позволяющий предположить наличие бессознательного хронометра, — депрессия, настигающая женщину в день, когда абортированный ею ребенок мог бы появиться на свет, или на годовщину самого аборта. Обычно люди обращаются за помощью, не догадываясь об этих вехах или упоминая о них как о несущественных событиях.
Часто взрослые приходят на терапию, когда их дети достигают возраста, в котором они сами пережили болезненный опыт. Например, если в семь лет я стала жертвой сексуального домогательства, у меня с большой вероятностью появятся те или иные симптомы, когда моей дочери будет столько же лет. Если я потеряла отца в тринадцать, моя психика может как-то нарушиться, когда мой ребенок вступит в подростковый возраст. У этой реакции есть несколько составляющих, среди которых: (1) бессознательное повторное переживание моей собственной травмы, усиленное идентификацией со своим ребенком; (2) суеверные опасения, что она так же, как и я, пострадает, и желание магическим образом оградить ее от страданий, направив их на себя; (3) бессознательная зависть и враждебность по отношению к ней, поскольку она не пережила это, как я в ее возрасте, а также возмущение из-за того, что она даже не благодарит судьбу или меня как хорошую мать, защитившую ее от того, через что мне пришлось пройти. Размышляя, почему человек обратился за помощью именно сейчас, интервьюеру важно исследовать эти связи.