С другой стороны, если становится понятно, что используемые пациентом защиты неадаптивные и характерологические, клиническая задача значительно усложняется. В предыдущем примере, в котором сравнительно эмоциональный и находящийся в контакте с собой мужчина начал по непонятным причинам прибегать к примитивной изоляции, у терапевта будет доступ к части пациента, в которой он понимает, что использование этой защиты неправильно и саморазрушительно. Однако если в этой же ситуации окажется, что на протяжении всей жизни человек реагировал на неприятные ситуации, прибегая к примитивной изоляции, никакой доступной «наблюдающей» части не будет. Его склонность к использованию этой защиты будет настолько естественной и неосознанной, что ему даже не придет в голову поступить иначе. Его способ защит подобен воздуху, которым он дышит, — он не в состоянии думать об этом как о чем-то, что заслуживает внимания и понимания.
В подобных случаях, где определенная защита укоренилась настолько, что человек не замечает, как использует ее, первые месяцы и даже годы терапии аналитики обычно посвящают тому, чтобы сделать внешним для Эго (Эго-дистонным) то, что является Эго-син тонным . Сделанные в начале прямые интерпретации защит не пойдут на пользу, а будут восприниматься как критика и опасное размывание фундамента личности, поскольку под угрозой окажется modus vivendi человека, не представляющего себе иного поведения. В работе с таким пациентом терапевт должен терпеливо и последовательно ставить вопросы о других возможных способах совладания со стрессом. Невозможно устранить защиту, если это основной способ решения проблем. Есть множество психоаналитических работ, которые в основном посвящены тому, как проводить длительную терапевтическую работу с учетом типа личности. Например, Мюллер и Анишкевич (Mueller & Aniskiewitz, 1986) написали о принципах работы с истерическими пациентами, которые используют вытеснение, регрессию, конверсию и отыгрывание вовне; Зальцман (Salzman, 1980) сделал то же самое для обсессивных клиентов, использующих изоляцию, раздельное мышление, рационализацию, интеллектуализацию и аннулирование; Дэвис и Фроули (Davies & Frawley, 1993) написали о клиентах, прибегающих к диссоциации.
Что же делать, когда по какой-то причине мы можем провести лишь краткосрочную терапию или кризисное вмешательство? Хотя в этом случае защитам не уделяется такое же внимание, как в начале долгосрочной терапии, их понимание все равно остается важным. Рассмотрим случай женщины с мазохистической организацией личности — условное обозначение привычки неосознанно использовать такие защиты как поворот против себя и инверсию. Она может удовлетворять свои потребности, только спроецировав их на других людей, а затем будет заботиться о них; когда же речь заходит о заботе о себе, она непременно уходит в тень. В долгосрочной терапии такой человек, скорее всего, сможет интегрировать и лучше справляться с теми влечениями и потребностями, которые отрицаются, проецируются и удовлетворяются в отношении других людей. Однако в условиях краткосрочной терапии необходимо просто принять способ, с помощью которого эта женщина справляется с неприемлемыми
сторонами себя, и выстраивать с ней работу в рамках этой личностной организации. Таким образом, если терапевт хочет, чтобы такая клиентка подумала о возможности вести себя иначе в отношениях с партнером, который плохо с ней обращается, он не может открыто конфронтировать с ее защитами и заявить: «Он издевается над вами! Вы не должны с этим мириться. Скажите ему, если он не прекратит, вы уйдете от него!» (Если бы это работало, то психотерапией занималось бы гораздо меньшее количество людей, поскольку этот подход используют многие непрофессионалы, которые хотят помочь своим измученным знакомым.)
Лобовая атака на защиты ставит защищающегося человека перед выбором: (1) отказаться от защиты и, при отсутствии замещающих ее копинг-стратегий, столкнуться с переполняющей тревогой, стыдом или виной; или (2) бороться с человеком, который нападает на лелеянный способ справляться с жизненными неурядицами. Практически всегда люди выбирают второе. Иногда они останавливают свой выбор на первом, идеализируя терапевта, который компенсирует им потерянную защиту («Я сделаю это, поскольку убежден, что мой терапевт во многом превосходит меня. Мои переживания из-за потери привычного поведения уравновешиваются верой, что терапевт знает лучше, что будет полезнее для меня»). Однако тем самым человек лишь подменяет проблему: теперь терапевт становится главным, он дает указания, которые клиент должен выполнять ценой самоуважения и независимости. Саморазрушительное поведение прекратилось, зависимость человека сместилась на лучший объект, но склонность клиента подчиняться другому человеку не ослабла, а лишь окрепла.