Поскольку воспитатели многих психотерапевтических пациентов не слишком помогали им в детстве точно определять свои эмоции, они нередко отстают в развитии этой способности по сравнению с большинством из нас. Некоторые никогда не называли и не признавали даже самые элементарные эмоциональные состояния. Популярные в разное время теоретики, такие как Роджерс (например, 1951), Кохут (Kohut, 1971, 1977) и Миллер (Miller, 1975), придавашие особое терапевтическое значение отзеркаливанию эмоционального состояния пациента, говорили о том, насколько все люди нуждаются в ком-то, кто заметит, назовет и подтвердит чувства. Важной частью лечебного процесса в любой терапии является помощь терапевта в назывании аффектов, что способствует развитию чувства самоконтроля35 над сложными и тяжелыми состояниями эмоционального возбуждения.
Когда терапевты называют аффекты в соответствии с фрейдистской топографической моделью, они нередко полагают, что «раскрывают» чувства, которые уже существуют и удерживаются от осознания одним или несколькими слоями защиты. Это вполне правдоподобно, и последние исследования аффективных процессов уточняют, что при вербальном описании аффектов мы по умолчанию ожидаем от пациента, что он превратит свои чувства в эмоции, которые, по нашему мнению будут более естественными, зрелыми или адаптивными. Такая ситуация, например, нередко возникает в клинической работе с пациентом, который подвергается жесткому обращению или попросту мешает и который не осознает своей злости в этой связи. Терапевт спрашивает: «Что вы чувствуете, когда партнер осуждает вас?» — а затем всем своим видом выражает недоверие, слушая, как пациент избегает любого выражения злости. Или терапевт говорит: «Когда я увеличил стоимость, вы должны были как минимум рассердиться», — а затем расценивает все последующие возражения пациента как защиту от злости, естественным образом возникающей при увеличении финансового бремени.
Взаимодействие такого рода обычно понимается терапевтом как помощь пациенту найти то, что он уже чувствует, но не в состоянии принять или выразить словами. В некоторых случаях, когда, например, пациент выражает явную неприязнь, но при этом отрицает негативные чувства, такое объяснение является наиболее разумным в соответствии с клиническими данными. Однако в других случаях у пациента действительно нет того эмоционального отклика, который, по мнению терапевта, был бы естественным. Если в данных обстоятельствах относиться к аффекту как к реакции на любой стресс, о котором говорит пациент, то это действительно поможет человеку по-новому организовать свои переживания. Это безусловно происходит не только в случае алекситимичных пациентов, но и с другими людьми, которые не задумывались до этого, что могут себя иначе чувствовать в каких-то обстоятельствах.
Одна из моих пациенток, сама работающая терапевтом, пришла на сессию переполненная чувством вины после того, как супервизор предложил переспать с ним. Ей казалось, что она бессознательно соблазнила его, и вполне возможно, что она была права. Когда я спросила, испытывает ли она гнев по отношению к супервизору, который использовал свое эмоциональное влияние в сексуальных целях (независимо от ее желания соблазнить), она смогла увидеть (или сформировать?) много враждебных чувств к нему, которые нейтрализовали вину, отчасти парализовавшую ее. Она могла использовать силу, присущую враждебности, чтобы понять, какими теперь вообще могут быть отношения с этим мужчиной. Я сомневаюсь, что «раскрыла» ее злость. Мне кажется, что вместо этого я подкинула ей идею, что злость была обоснованной эмоциональной реакцией. Аналитические терапевты не любят считать себя деятельными советчиками или наставниками, однако в аффективной сфере мы можем делать больше, чем считаем допустимым для себя.
Аффекты — это мотиваторы. Соединяя чувства с жизненным опытом, мы нередко обнаруживаем эмоциональные ресурсы для решения проблем, прежде казавшихся безнадежными. Этот процесс происходит как на социальном, так и на индивидуальном уровне. Политические лидеры обычно стараются связать острые проблемы с эмоциональными реакциями (возбуждение, гордость, страх, злость), поскольку эти аффекты побуждают людей к достижению социальных целей. Феминистское движение начала 1970-х годов получило бурное развитие отчасти благодаря Джейн О’Рейли (Jane O’Reilly, 1972), которая показала, как эмоциональный «клик» срабатывает в чувствительной сфере безропотной прежде домохозяйки в тот момент, когда проглоченная ей ранее обида становится причиной праведного гнева.
35
Чувство самоконтроля (англ, sense of mastery) — ощущение, что человек управляет своей жизнью, чувство собственной компетентности.