Я пробовала вместе с его психиатром, несколькими понимающими родственниками и друзьями противостоять его упорной суицидальности, помогая ему осознать свою злость, анализируя его иррациональную, но понятную убежденность в собственной плохости, обращая его внимание на желание отомстить матери за жестокость, умерщвляя ее своим самоубийством, размышляя, как в реальности перенесут его самоубийство жена и трое детей, а также исследуя его том-сойеровские фантазии о том, что будут чувствовать и говорить на его похоронах. Я убеждала его обратить внимание на перенос, чтобы выяснить, как в его воображении самоубийство отразится на мне, и обнаружить в себе враждебность, которую можно было бы выразить не столь саморазрушительно. Ничего из этого не помогало.
Однако его заинтересовала идентификация с отцом. Важным моментом в истории его жизни был суицид отца, который покончил с собой после особенно язвительного замечания со стороны жены. Мой пациент отчаянно рассчитывал на этого человека, надеясь, что он защитит его от нападок матери и покажет другую модель, поведения взрослого человека. Выяснилось, что он был исполнен глубоким
40 Чувство (само)эффективности (англ, sense of (self-)efficacy) — в теории социального научения Альберта Бандуры вера в эффективность собственных действий и ожидание успеха от их реализации. восхищением перед покончившим с собой отцом, поскольку это был единственный случай в его жизни, когда последнее слово осталось за кем-то, кроме его матери. Он воспринимал этот суицид как широкий жест, как безвозвратное «Да пошла ты!», обращенное к женщине, которая третировала своих мужа и сына. Его сильно привлекало в этом суициде и то, что оно означало мужское непринятие женской диктатуры.
Когда мы связали эго, появилась возможность понять, было ли на самом деле самоубийство его отца смелым поступком или, отдавая предпочтение болезненному осознанию, пациент должен был понять, что его отец был настолько безволен и слаб духом, что позволил плохому обращению жены разрушить собственную жизнь. В итоге он прозрел и понял, как сильно злился на то, что отец бросил его. В этот момент он эмоционально, а не рационально понял, что станет с детьми, когда они лишатся его. Он также думал, как мог бы отреагировать другой человек на поведение матери, и представил мужскую силу, которая не была бы столь саморазрушительной. Его идентификация с отцом ослабла, и он с большей эмоциональной готовностью мог перенимать качества другого мужчины.
Наконец, терапевтам важно осознавать примитивные и односложные внутренние сущности, поскольку понимание сложности и противоречивости себя и других является важнейшим аспектом психологической зрелости и спокойствия. Это понимание является важной целью всей долгосрочной психотерапии. Таким образом, специалист помогает пациенту скорректировать его абсолютно плохие и абсолютно хорошие образы, осознать хорошие качества плохого объекта и негативные аспекты почитаемого, не только любить, но и ненавидеть, а также испытывать ненависть к человеку, к которому осознаешь лишь любовь. В результате эффективной терапии застывшие и односложные образы заменяются реалистичным восприятием достоинств и недостатков других людей. Люди, которые способны больше принимать эмоциональную и моральную сложность других, лучше принимают собственные слабые и сильные стороны, а также свою противоречивость.
Принцип изменения абсолютно плохих и абсолютно хороших внутренних образов применим даже к людям, с которыми в раннем детстве крайне плохо обращались властные фигуры, представляющиеся терапевтам не кем иным, как чудовищами. Люди цепляются за свои внутренние объекты, несмотря на их плохость, так же, как подвергшиеся жестокому обращению дети цепляются за своих воспитателей-обидчиков. Когда терапевт вместе с клиентом относит родителя к категории «плохого», то неизбежный факт, что клиент любил этого родителя, не осознается и не принимается в качестве части собственного Я. Терапевт вступает в сговор с отрицанием важной части личности пациента. Подвергавшиеся жестокому обращению клиенты должны признать гнев за нанесенный им ущерб, отгоревать эти трагические истории и осознать в итоге, что причинившие им вред преступники сами были покалеченными людьми с ужасающим прошлым. Они должны помнить, что и любят и ненавидят своих обидчиков (Тегг, 1992,1993; Davies & Frawley, 1993).