Что характерно — все бывшие рабы, спрятав своих женщин в трюм, встали в строй рядом с экипажем корабля. Конница затормозила у сарая, и на пирс Алексеев выехал в одиночку.
— Ну что, Маляренко, дело сделано.
Улыбка на квадратном лице офицера вышла жёсткая и многообещающая.
— Добро пожаловать в Новоград!
Лошадка Ивану досталась самая смирная, которую только можно вообразить, на своего неуклюжего наездника она не обращала никакого внимания, послушно идя в поводу у проводника. Бок о бок с Ваней ехал новый «старый» Голова.
— Бардак здесь полнейший. Было почти восемьсот человек, а теперь и двух сотен не наберётся. Да и рабов… эти уроды почти полтораста человек из наших на цепи держали. Даже баб.
Полковник говорил очень тихо, так, чтобы его не слышали бойцы.
— Суки. Просрали всё.
— А остальные где? — Иван на самом деле заинтересовался.
— Расползлись кто куда. Хутора ставят, посёлки. Не хотят люди больше в пещерах жить. И строем ходить не хотят.
Алексеев вздохнул.
— И это правильно.
Впереди показались ворота в город, кавалькада неспешно пылила по дороге среди полей, на которых копалась сотня человек. Маляренко хватило одного взгляда, чтобы оценить масштаб произошедшей катастрофы. Три четверти полей были заброшены, а число работников сократилось в разы.
— Дядя Ваня! Дядя Ваня, подождите!
Крик закончился свистом бича и коротким воплем.
— Тпру!
Маляренко остановил процессию и закрутил головой в поисках кричавшего. Алексеев ухмыльнулся.
— Ты ещё и «дядя» выходит.
— Кто это?
В полусотне метров от них на земле, зажимая рассечённую плетью голову, сидел смутно знакомый оборванец.
— Выблядок Кольцовский. Как его…
— Егор?
Борец-вольник сильно изменился.
— Да. Егор. Суччок. Их всего человек пять осталось, все на цепи сидят. Собаки бешенные.
Маляренко без интереса покивал головой и ударил пятками бока лошади.
— Но! Пошла! А чего с ними произошло?
— Когда Кольцова убили, всё окончательно вразнос пошло. Да и достали они всех. Скоты.
Полковник зло сплюнул.
— Грех это! Не по человечески! Не по-русски это! Мы своих не выдаём!
В глазах попа горел огонь. Настоящий. Без дураков.
Маляренко поёжился. Он никак не ожидал, что после всего произошедшего здесь, в Новограде ещё кто-то носит рясу. Этот поп носил. По праву.
— Господь наш вседержитель, — священник заходился в гневе и говорил быстро, неразборчиво, брызгая во все стороны слюной, — велел прощать врагов своих. Грех это! Стойте окаянные!
Солдаты Алексеева, тащившие на «Мечту» связанного Василия Алибабаевича, затормозили, растеряно поглядывая на командира.
Алексеев заскрипел зубами — этот поп здесь был в авторитете. Ибо был крепок в вере, добр сердцем и широк душой. Люди к нему по-настоящему тянулись. Но власть — есть власть. Никто, даже священники, не имеют права оспаривать приказы. Повторения Кольцовского бардака Алексеев допустить не мог.
— Чего встали? Вперёд. Грузите его!
Полковник бросил на отца Филиппа долгий многообещающий взгляд и, вздохнув, повернулся к Ивану.
— Ну что, Андреич, давай прощаться.
Иван посмотрел на бывшего танкиста, молча кивнул и, проигнорировав протянутую руку, развернулся к трапу.
Турков от греха подальше сунули в крошечный кормовой трюм. Размерами он больше походил на большой ящик, но… уж как-нибудь. Впрочем, сами пассажиры против этих апартаментов не возражали — наоборот были очень довольны открывшимися перед ними возможностями. Разговор с Таипом получился быстрый и продуктивный. Ваня в двух словах описал туркам их незавидные перспективы после ухода «Мечты» и поинтересовался их планами на будущее. Таип пожал перевязанным плечом и сообщил, что хотел бы просто жить со своей женой. Долго и счастливо. Иван его понял и предложил ему следующее.
— У меня есть для вас жильё. Работа. И будущее. Если интересно — можем поговорить.
Они договорились и сейчас «Мечта «, подняв все паруса, легко бежала на северо-восток, к безлюдному и скупому на жизнь берегу, где будущих поселенцев ждал покинутый посёлок возле польского краболова.
Севастополь по радио подтвердил получение информации о том, что первая часть похода прошла успешно и что «Мечта» за неграми в Керчь не пойдёт, а прямиком двинет к старой стоянке на севере и что рабочих для заготовки камня должен забрать Степанов на «Беде «.
Олег прохрипел в трубку нечто согласное и дал отбой.
Триста с гаком километров, что разделяли новоградский порт и посёлок на северном берегу, «Мечта» прошла всего за одни сутки — Иван даже не успел толком отоспаться и прийти в себя после всей этой нервотрёпки. Но не оценить построенное Гердом чудо он не мог. Эта лодка превосходила «Беду» во всём. В скорости, в качестве, в комфорте. И в безопасности. В полдень на горизонте показалась тонкая линия берега. Не светлая, как у крымского побережья, а буро-серая. Унылая и тоскливая.
«Да. Места тут невесёлые»
— Видишь Таип, вам туда.
Турок смотрел на приближавшийся берег во все глаза. Для него эта пустыня означала новую жизнь. Тяжёлую, но счастливую и безопасную — русский Иван дал ему кусок кожи с письмом и выжженной печатью.
— Там дальше, на севере, ещё люди живут. Мало ли, вдруг придут. Покажешь им это. Вас не тронут, понятно?
Дениз, отодвинув мужа, разрыдалась и попыталась поцеловать Ване руку.
— Но, но, но! Попрошу без нежностей!
Игорь, привычно стоявший у штурвала, поинтересовался.
— К самолётам?
— Нет. Давай к посёлку. Высадимся, передохнём чуток, поможем туркам устроиться, а уж потом пойдём самолёты разбирать.
— Окей, шеф.
Ермолаев переложил руль немного левее.
Посёлок оказался занят.
Максат Уакпаев был обычным парнем, четвёртым по старшинству сыном в большой семье железнодорожного рабочего из райцентра Булаево, что почти на самой границе с Омской областью. Был он невысок, округл и чрезвычайно подвижен, а ещё имел острый язык, слишком узкие (даже для казаха) монгольские глаза и страстное желание выбиться в люди. Два старших брата уже пошли по стопам отца и, окончив железнодорожный техникум, начали работать на всё той же железной дороге. Такое будущее его не устраивало категорически!
Окончив обычную школу без особых отличий, Максат ушёл в армию, попав служить водителем в Аягуз. В армии ему понравилось, и он совсем уж было собрался остаться на контракте, но тут ему не свезло. Конкурс на службу в вооружённых силах был бешенный. Желающих много — а мест мало. А ведь ещё каждый год и призывников куда то девать надо было. Но долго Макс не горевал, а подался следом за сослуживцем, отец которого служил в полиции и который, благодаря папиным связям, собирался поступать в Карагандинский институт МВД. Конкурс там был даже больше, чем в армии, но Максат решил рискнуть. Чего уж там происходило внутри приёмной комиссии, какие шестерёнки крутились и какие интересы хлестались, он и понятия не имел. Но факт есть факт — Макс поступил, а его блатной приятель нет.
Видимо у МВД вновь случилось обострение на почве борьбы с коррупцией и кумовством в собственных рядах.
Учился Максат средне, звёзд с неба не хватал, но и среди отстающих не числился. Как и все — ходил в увольнительные, ошивался на дискотеках, знакомился с девчонками и порою даже успешно.
А потом он встретил ЕЁ.
Их, почти уже выпускников, в преддверие Ак жола погнали на усиление, заткнув курсантами самые дальние и глухие улицы Шахтинска, Абая и Сарани. Каждый год выпускные балы в школах этого неблагополучного индустриального района оборачивались драками, поножовщиной и прочей хренью.
Это была любовь с первого звука. Сначала Макс её УСЛЫШАЛ. Звонкий, чистый смех перекрывал пьяные голоса бывших школьников и визгливые смешки девиц. Замёрзший за ночь курсант решил, что так может смеяться только ангел.