Вся штука была в том, что база налогообложения была не просто маленькая. Она была мизерная. Несколько семей в Севастополе, занятых в ремёслах и строительстве, сельхозпроизводители из Юрьево и транспорт Лом-Али. И кое-что шло от постоялого двора. И всё!
Бахчисарай жил своим умом. Хутора платили налоги Надежде Фридриховне, а сама мама Надя ограничивалась лишь натуральной помощью в виде рабочих рук, стройматериалов и ограниченного контингента в Горловом форте.
Проведённая приватизация всего и вся пока результатов не дала. То есть люди то стали хозяевами и клятвенно пообещали выплать всё, включая проценты, но… потом. Потому как сейчас у них этих денег не было. Маша, пока Иван радовался жизни в Новограде, получила кредитных расписок на бешеную сумму в тридцать две тысячи четыреста тридцать три монеты. И лишь около тысячи в виде живых наличных денег.
Маляренко с надеждой уставился на заветный ящик из посылки. Денег у него было полно. В резерве. Просто охрененная куча золота, серебра и меди.
Но…
— Даже не думай!
Мария Сергеевна захлопнула ящик.
— Людям это не понравится.
— Вот ведь… — Иван длинно и витиевато выматерился. — Я ещё и об этом думать должен?
— Конечно, должен. Это у тебя их хоть одним местом ешь, а у них?
Танюша деловито суетилась на кухне и в разговор Хозяина и Verkaufsleiter не лезла. Где брать эти проклятые деньги она и понятия не имела. Ваня сидел, подперев подбородок кулаками и смотрел как младшая наводит марафет на и без того сияющей кухне. Настр был так себе. Запустить в оборот необеспеченные товаром деньги — значило разогнать инфляцию, а это катастрофа. Люди, вкалывающие на тяжелейших стройках за одну-две копейки в сутки, ему этого не простят. Оказывается, ещё полгода тому назад три «первые леди» Крыма: Маша, Настя и мама Надя учредили финансовый надзор. Севастополь, Юрьево и Бахчисарай пристально следили за тем, чтобы копейка имела постоянную стоимость и реальное обеспечение. Мерилом была избрана, понятное дело, не бочка нефти, а условная продуктовая корзина. Хозяйки посёлков встретились, потрещали и пришли к выводу — на одну копейку каждый человек должен иметь возможность приобрести набор из килограмма картофеля, килограмма овощей, килограмма рыбы, полкило мяса и ещё кое-чего по мелочи. Вот так.
И никак иначе.
С тех самых пор количество монет, запускаемых в оборот, и уровень цен на товары и услуги тщательно выверялись лично Марией Сергеевной.
— А может, того… — Маляренко сделал неопределённый жест рукой. — В мешок его, да и утопить?
Маша изменилась в лице, а Таня разбила тарелку.
— Шучу-шучу!
Маляренко тяжко поднялся из-за стола.
— Пойду думать.
Школа и лодка проделали в семейном (читай в государственном) бюджете Вани убийственную дыру. Школу мало было построить и оснастить всем необходимым. Поскольку учебное заведение было полностью казённым, то и ВСЕ расходные материалы за свой счёт обеспечивал Иван. Образование в Крыму однозначно было решено сделать всеобщим, обязательным и бесплатным. Тетради, закупаемые на Звонарёвской мануфактуре, обходились казне в нехилые деньги. А учебники? Борис собрал вокруг себя всех, кто хоть что-то помнил из школьного курса и написал пять основных и четыре факультативных учебника для школы. Сейчас две женщины сидели и копировали эти книги. Вручную. За совсем не маленькие денежки.
А Боря принялся за учебники для высшей школы, которую он держал в уме, с прицелом на будущее.
«Ой, мама!»
Мозги закипали, плавились и грозили отключиться. Быть начальником оказалось слишком тяжело. Иван Андреевич сидел на своей веранде и тупо смотрел, как Герд прыгает с «Беды» на «Мечту» и обратно, размахивая руками и что-то втолковывая Францу и Семёнычу.
Маляренко-реалист давно капал на мозги своей идеей вернуться к барщине, оброку и чрезвычайным налогам.
Маляренко-демократ утверждал, что назад дороги уже нет. Люди ему такого кидалова не простят.
«Назад дороги нет»
Ваня поднялся, встряхнулся и двинул решать свои проблемы.
«Если хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам»
Собирать общий сход и жаловаться на жизнь мужчина не хотел. Для всех жителей западного Крыма, доверившихся ему, вручивших ему власть, он должен быть скалой. Незыблемым утесом, о который разобьются все невзгоды, тяготы и лишения.
Но чёрт возьми — как же это было тяжело!
— Серый, салам.
— Здорово, Андреич. Какими судьбами?
— Серый, купи мою долю гостиницы, а?
Глава 2
Скучная
В которой Иван берёт своё
Скромность украшает. Но оставляет голодным.
Сергей откровенно удивил.
Прораб Всея Руси задумчиво посмотрел на своего друга, пожевал губами, словно репетировал речь и отрицательно помотал головой.
— Не куплю.
Внешне Маляренко не дрогнул, но удар был силён. Ниже пояса. Ничего лучше, чем продать лишнюю недвижимость он пока не придумал. А без денег Звонарёва…
Ваня через силу улыбнулся забежавшей поздороваться Ксюше, отметив про себя, что красавица жена прораба снова толстая, и расслабленно сполз в кресле.
— Который уже? Третий?
— Четвёртый. — Звонарёв надулся от гордости.
— Да. Прости. Из головы как-то вылетело.
Обстановка в доме первого зама мамы Нади была куда как основательней и солидней, чем у Ивана. Было видно, как много сил, средств и любви было вложено семьёй Звонарёвых в своё семейное гнёздышко. Серый долгий взгляд Ивана на новую, только что привезённую из мастерской, мебель истолковал по-своему.
— Совсем худо?
Маляренко автоматом кивнул, не особо задумываясь о последствиях.
«Чёрт! А ладно. Если не ему — то кому?»
— Есть такое дело.
— Этому… Герду дом?
Звонарёв был очень серьёзен. Он смотрел на друга без малейшей насмешки и самодовольства.
«Попросить — не попросить?»
Видя, что Иван колеблется Сергей Геннадьевич поставил на стол бутылку коньяка…
«Вот жучара! Да где ж он их берёт? Рожает он их что ли?»
… ловко содрал защитный ярлычок и свернул пробку.
— Про то, что эта — последняя, я уж говорить не буду.
Ваня потянул запах носом.
— Да уж. Ты, как минимум, уже два раза говорил что «эта последняя «.
— Будем, Андреич.
— Будем, Геннадьич.
Когда бутылка «Хеннесси» опустела, Сергей Звонарёв абсолютно трезвым голосом сообщил Ивану Маляренко то, о чём тот как-то позабыл.
— Ты, Иван, мне друг. И вот что я тебе скажу. Как другу. ТЫ СОВЕРШЕННО СЕБЯ НЕ ЦЕНИШЬ! Ты считаешь, что всё то, что ты сделал за последние годы — само собой разумеется.
Так вот, Иван Андреевич. ЭТО. НЕ. ТАК. Я, мы, все люди вокруг тебе ДОЛЖНЫ. И когда я вижу, что твоя дурацкая, идиотическая честность, щепетильность и твоё вечное «а что же скажут люди?» привели тебя в это гавно — меня тошнит. Ванька! Меня тошнит!
Плотный, потный, мордатый, хорошо одетый прораб сидел напротив тощего оборванца, прикатившего в такую даль на велосипеде просить денег и, брызгая слюной, во весь голос яростно матерился.
— Да они все тебе ноги целовать должны! Трах-тара-рах-тах-тах! Да пошли они все…
Звонарёв выдохся через пять минут.
— Понял?
Ваня открыл глаза и Сергей Геннадьевич поразился — в них уже не было ни капли той вселенской усталости, с которой его друг приехал к нему в гости. Перед ним сидел до предела собранный и сосредоточенный человек.
— Серый…
Звонарёв вздрогнул. Голос Ивана был холоден словно лёд.
«Ой, я зря это… матом…»
— … Серый, собери к вечеру здесь Лужиных, Дока и Андрюху приведи. Понял? А сейчас баню организуй.
Маляренко колупнул ногтем полированный, крытый лаком, стол, хмыкнул, посмотрел многообещающим взглядом на онемевшего хозяина и вышел из комнаты.