- Что-то смутно припоминается, кое-кто еще совсем недавно мало задумывался о возможных вариантах, когда дело касалось уже проигранной битвы.
- Это было совсем другое!
- Разве?
- И смутно припоминается, кое-кто посчитал тогда необходимым и оправданным не считаться с моей точкой зрения.
- Эрвин, умоляю тебя, давай не будем снова друг друга мучить! Ты прав, я это признаю, но, к сожалению, не в моих силах изменить сложившуюся ситуацию, как бы сильно она меня ни удручала.
В комнате повисло тягостное молчание. Эрвин замолчал, но продолжал смотреть на меня с немым укором. Я отвела взгляд и попыталась завести разговор на другую тему, чтобы нарушить давившую тишину.
- Зато ты, наконец, познакомился с моими друзьями. Как тебе нежить? Какие первые впечатления?
- Я считаю, что тяготы существования в виде живого мертвеца - это недостаточное оправдание для того, чтобы так отвратительно готовить.
К вечеру Эрвин принял лекарство, приготовленное для него Годуном, и крепко заснул. Судя по всему, его жизнь была вне опасности, и я раздумывала, просидеть ли снова рядом с ним всю ночь, или все-таки разыскать какую-нибудь свободную комнату для спокойной ночевки, но за мной пришли друзья и попросили спуститься во двор крепости, где намечался маленький праздник, посвященный моему возвращению. Я зашла в комнаты к повстанцам и снова попросила кого-нибудь сменить меня и подежурить у постели Эрвина, а всех остальных пригласила присоединиться к нашим посиделкам во дворе.
Народ начал робко подтягиваться. В центре двора горел веселый костер, на котором безнадежно подгорало мясо, на длинный стол были выставлены бутыли древнего коньяка. Проявив таким образом хлебосольность, хозяева крепости посчитали свой долг гостеприимства выполненным сполна и больше не обращали внимание на гостей, давая им возможность привыкнуть и освоиться. Вся свободная от службы нежить сбилась в кружок чуть поодаль, из которого доносилось:
- А тут она мне: - «Как?! Вы гуляете ночью один по кладбищу? А разве вы не боитесь мертвецов?» И я ей: - «А чего нас бояться-то?»
Не смотря на то, что слышала эту байку уже в двадцатый раз, я весело расхохоталась. Для остальных слушателей этот раз был, наверное, две тысячи двадцатый, но, тем не менее, как всегда, грянул дружный смех.
Я поухаживала сама за собой, подхватив со стола одну из бутылок и нанизав на нож большой кус подгоревшего мяса, и с этими трофеями влилась в кружок рассказчиков интересных историй, где внесла свой вклад в общее дело, рассказав, не без приукрашиваний, конечно, свои дорожные приключения в трактирах и на постоялых дворах. Периодическое обращение к золотистому нектару делало мое повествование еще более насыщенным и остросюжетным. Рассказ был воспринят массами на ура, мной гордились и восхищались. Даже Бер признал, что не зря потратил на меня столько сил. Позаимствованное из бутылки вдохновение к тому моменту уже переродилось в сентиментальность, и я начала слезно благодарить его за науку, спасшую жизнь, и порывалась расцеловать, от чего он технично уворачивался. Отчаявшись в своих попытках, немного успокоилась и добавила только, что все это время мне безумно их всех не хватало, и я очень соскучилась. Народ был тронут, и было торжественно объявлено, что по мне тут тоже все очень скучали.
Вечер мог бы так и закончится бесконечными взаимными уверениями в любви и уважении, но вовремя появились нехитрые музыкальные инструменты, и стало не до глупых разговоров, пришло время песен и плясок. Наверное, никогда до этого я не орала песни и не отплясывала с нежитью, переполняясь настолько отчаянным и дурным восторгом. Во-первых, этот праздник с друзьями был первым после отъезда из крепости, когда я смирилась с мыслью, что ничего доброго и хорошего меня больше не ждет, во-вторых, шло к тому, что он окажется последним. Поэтому я отрывалась на всю катушку, нежить искренне радовалась за меня, а сидящие за столом повстанцы поглядывали с боязливым удивлением.
А потом настала моя очередь удивляться. Бер, воспользовавшись паузой, тихо обратился к музыкантам, и они заиграли что-то совершенно незнакомое, нетипичное для их репертуара, с тягучим ритмом, завораживающе красивое. Бер, не торопясь, подошел ко мне и протянул ладонь. Я приняла его приглашение, и мы закружились в каком-то странном танце. Он был совершенно не знаком мне, я не знала, как правильно двигаться, но Бер уверенно вел. К тому же мы столько времени провели как учитель и ученик, что мое тело привыкло на уровне рефлексов угадывать его едва уловимые подсказки и следовать им. Во всем этом было легкое, дразнящее обаяние чувственности. Я совершенно потеряла голову и хотела только одного – чтобы нечаянное волшебство не прекращалось никогда. Но, увы, все хорошее когда-нибудь заканчивается, не стал исключением и этот танец, самый необычный и странный в моей жизни.