Я высоко взмывала вверх на волнах наслаждения, мне казалось, что я умираю, уже все тело и душа были до смерти вымотаны сплошными пиками удовольствия, но я была не в силах по своей воле прервать эту сладкую пытку. Дело кончилось тем, что я так и отключилась под ним, сама не знаю, то ли потеряла сознание, то ли провалилась в глубокий сон.
Меня разбудило теплое солнце, заглянувшее в окно. С наслаждением потянулась, ощущая во всем теле негу и приятную легкость. Бер, уже полностью одетый, так и сидел рядом, прямо на каменном полу. Я перехватила его внимательный, ласковый взгляд. Он протянул руку и нежно-нежно провел по моей щеке кончиками длинных пальцев.
- Девочка, какая же ты красивая! – я рассмеялась в полусне.
- Ну, когда ты меня только встретил, да, была, пожалуй, ничего. А теперь от моей красоты люди с криками разбегаются, ты сам видел.
- Да, я помню, как увидел тебя в первый раз. Тогда в груди как будто что-то оборвалось, что-то такое, чего там давным-давно и в помине уже не должно было быть. А потом нес на руках мою девочку, такую нежную, юную, беззащитную. Хотелось никогда и никуда не отпускать, всегда быть рядом, защитить от всего на свете… но только ты не права, сейчас ты стала еще красивей!
- Разве?
- Поверь мне, просто теперь у тебя яркая и пронзительная, почти невыносимая красота, на которую больно смотреть.
- Понятно, то есть тетки в лесу просто не смогли вынести всей силы моей беспощадной красоты и именно поэтому унеслись прочь с дикими воплями, - я хохотнула, - но все равно я очень рада, что кажусь тебе такой.
Невольно подумалось, что Бер, как ни крути, уже сотни лет был профессиональным головорезом высочайшего класса и выглядел, как случайно заплутавший в реальности ночной кошмар. Никогда не могла предположить, что при всем при этом он вдруг окажется таким безнадежным романтиком. Тут некстати вспомнился наш разговор на крепостной стене, и то, что произошло ночью, внезапно предстало совсем в другом свете. Запоздалое и, по сути своей, совершенно бессмысленное раскаяние, словно удар молота по голове начисто выбило все остальные мысли и чувства. Я порывисто села и схватила его за плечо.
- Бер, родненький, как ты? Прости меня, прости, пожалуйста, пьяную, эгоистичную, похотливую сволочь! Так домогалась тебя, ты уступил, я воспользовалась, наплевав на все, на твои чувства, а для тебя ведь это было пыткой, настоящим издевательством, ты же предупреждал меня!
Я разрыдалась, понимая, что могу извиняться хоть до скончания века, и это не имеет ни малейшего смысла, потому что меня непременно простят, уже простили, но только вот исправить теперь все равно ничего нельзя.
Он сгреб меня за плечи и прижал к себе, начал ласково гладить, успокаивать.
- Ш-ш, тише, милая, все хорошо, все было здорово, глупая! Я же видел, как тебе было хорошо, как будто сам это чувствовал, даже сильнее. Твоего удовольствия сполна хватило на нас обоих, мне очень понравилось! Только не надо делать из меня жертву изнасилования, это просто смешно! К тому же, если ты для разнообразия хоть немного подумаешь, прежде чем делать выводы, то поймешь, что вчера я сам тебя к этому вел.
Я прятала лицо на его груди и продолжала рыдать, но это уже были слезы облегчения, и они быстро прошли.
- Сама-то ты как? Я тебя хоть не поранил вчера? Нигде не болит?
- Нет, что ты! Тело, словно поет...
Я действительно чувствовала себя совершенно потрясающе, даже после того, как оделась и вышла от него. Мне казалось, что если я, как следует, подпрыгну, то обязательно полечу или, по крайней мере, зависну в воздухе. По лицу совершенно независимо от моей воли блуждала шальная, счастливая улыбка, очень нравилось и хотелось жить.
Первым делом я отправилась проведать Эрвина, но он, только раз взглянув на меня, изменился в лице и зло уставился в стену, игнорируя все мои попытки завязать разговор. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пожать плечами и удалиться, тем более за ним было кому присмотреть. В конце концов, я ничего ему не обещала и имела полное право быть с тем, кого люблю. Только едкая горечь от того, что причинила такую незаслуженную боль дорогому и близкому человеку, все равно отравляла мою радость. Но сейчас даже это, даже безнадежная миссия, угрюмо маячившая на горизонте, не могли омрачить мое счастье, дерзко бьющее в небо фонтаном прямо из сердца.
Какой-то парадокс, немного пугающая ирония судьбы была в том, что эту безумную радость жизни мне подарило существо, мертвое уже не одну сотню лет. И еще в том, что, проникнувшись этой опьяняющей эйфорией, жаждой и вкусом к жизни, я вдруг поняла, что больше не боюсь умереть. Поэтому когда стал вплотную приближаться момент покинуть крепость, меня по-настоящему угнетало только одно - я не могла уйти, не попрощавшись со своим несправедливо обиженным другом и не попытавшись в очередной раз выпросить у него отпущение всем моим грехам, хоть и прекрасно понимала, что не заслуживаю подобного снисхождения.