Он снова представил фамилию на обложке. Без доли тщеславия, просто так. Маккиш — фамилия редкая. Что, предки были шотландцы? — так его часто спрашивали. Да нет, никаких шотландцев, неизвестно почему и как появилось такое сочетание слогов, ставшее фамилией…
И в этот момент все началось.
Стены форпоста растворились, их не стало. От форпоста вообще ничего не осталось. Были ярко-желтый песок, небольшая рощица деревьев с голубыми листьями, прозрачное небо, красное солнце.
Он был без скафандра, и поэтому чувствовал зной. Он был без скафандра, но, как ни странно, мог дышать. Ноги по щиколотку ушли в вязкий песок, сквозь ботинки можно было понять, как он раскален. Но удивиться тому, что произошло, Маккиш не успел.
Громко хлопая четырьмя крыльями, сужая круги, над ним носилась серо-зеленая птица с клювом, полным зубов-гвоздей. Птица камнем свалилась ему на голову, но он успел все-таки увернуться, реакция сработала молниеносно. Зубы-гвозди монстра металлом лязгнули в нескольких сантиметрах, и птица с визгом взмыла вверх.
Так, несколько мгновений было выиграно. Но как защититься? Маккиш быстро огляделся. Впереди была рощица, и под ветками можно укрыться, а там, оказавшись в безопасности, можно подумать, что надо делать дальше.
Он побежал. Но птиц теперь было уже три. Они летали над ним в боевом порядке, одна за другой, и, видимо, готовились пикировать на него по очереди. Делить добычу и, может быть, драться из-за нее они будут потом, а пока они все вместе должны заполучить эту добычу.
Первая из птиц вновь промахнулась. Зубы второй вырвали из комбинезона клок ткани. От третьей он тоже успел увернуться. Он потрогал плечо. Кусок из комбинезона был вырван приличный, но до тела зубы не достали. Ничего, у них все еще впереди, подумал Маккиш и побежал дальше. Медленно, он все-таки приближался к роще.
В следующее мгновение зубы-гвозди разорвали ему локоть. Отчаянно хлопая четырьмя громадными крыльями, птица вцепилась в него мертвой хваткой. На Маккиша холодно, пусто смотрели серо-зеленые глаза. Шея монстра вблизи оказалась голой и жилистой, как у страуса, и на ней пульсировала крупная голубая артерия.
Свободной рукой Маккиш изо всех сил ударил птицу по голове. Нехотя разжав клюв, она поднялась метра на два, но в этот момент другая птица толкнула его в спину, и он опустился на колени. Птица, вцепившаяся в спину, рвала комбинезон. Маккиш ощутил резкую, нестерпимую боль в позвоночнике, и тогда он упал на спину, чтобы придавить, задушить собой птицу. Что-то под ним хрустнуло, обмякло, и клюв отпустил его.
Он встал. В голове звенело, в позвоночнике ныла боль. Не оглядываясь, он еще раз ударил кулаком по клюву вновь зависшей над ним другой птицы и побежал дальше все быстрее.
Жертва уходила от них, и птицы удвоили усилия. Когда до рощицы оставалось метров двадцать, не больше, на Маккиша обрушились сразу три птицы, а увернуться он успел только от одной; клювы двух других тянули его в разные стороны.
"Когда я вбегу в рощу, им придется меня отпустить, — подумал Маккиш как-то отстранение, — потому что иначе они сломают крылья о стволы…"
Он пробежал эти двадцать метров вместе с птицами. Крыло одной из них, мешая видеть, все время било ему по лицу. Наконец он вцепился в крыло обеими руками, не обращая внимания на то, что зубы-гвозди рвут его тело, и под пальцами что-то хрустнуло.
Крыло, только что упругое, сразу обмякло, стало безжизненным. Оно тряпкой опало с лица, и Маккиш увидел, что роща голубых деревьев уже прямо перед ним, только два шага остается до спасения…
И тут же роща исчезла. Она растворилась в воздухе, подобно миражу, и впереди простирался тот же ярко-желтый песок.
Напрягая последние силы, он стряхивал с себя остервенелых птиц уже как-то машинально, автоматически. Сначала он оторвал одну — вместе с куском комбинезона и клоком своего тела, — и она взмыла вверх, а потом другую. Другая тут же спикировала на него еще раз, и он еще успел увернуться, и птица, возмущенно вереща, тоже поднялась повыше.
А затем он ничком упал на песок, и песок обжег лицо. Но это тепло вдруг показалось приятным и убаюкивающим. Боль ушла куда-то, хорошо было лежать на этом песке, не думая ни о чем и наслаждаясь тем, что вдруг пришла полная расслабленность. Он закрыл глаза и на мгновение провалился в сладкую пустоту. Вынырнув из нее, он снова ощутил приятное тепло песка.
Он услышал, что над ним что-то громко хлопает. Раздавались и какие-то другие неприятные звуки. Что это? Ах да, это ведь птицы, о которых он на мгновение забыл. Как все это было? Он бежал к роще, чтобы от них спастись, но роща исчезла, и спастись было нельзя. Значит, надо встать, чтобы защищаться.
Он с трудом перевернулся на спину, потом с усилием встал на колени, и вдруг снова пришла боль. Но тогда же пришла злость, которой раньше почему-то так долго не было. Он поднялся на ноги и стал ждать нового нападения, чувствуя, что вместе со злостью вдруг появилась непонятная и неизвестно на чем основанная уверенность, что он победит.
От первой из спикировавших на него птиц он снова сумел увернуться. Но на него падала вторая, и Маккиш ждал. Она целилась ему в голову, и он поднял руки, чтобы схватить ее на лету за жилистую шею и отвернуть намертво маленькую головку с непомерно огромным клювом.
Руки ощутили тепло птичьей шеи; он сжал ее, чувствуя, как лихорадочно бьется голубая артерия, и это биение вдруг прекратилось, а сама птица, обмякнув, свалилась к его ногам. Еще два или три раза в агонии щелкнул клюв, монстр встрепенул крыльями и затих.
Сразу четыре птицы упали на него, и все четыре не промахнулись. Но, не обращая внимания на то, что зубы-гвозди снова рвут его тело, Маккиш вцепился в голую птичью шею, стараясь нащупать эту голубую пульсирующую жилку. Вот жилка, вот она перестала биться; и еще одна птица, затрепетав, свалилась на песок. Он схватил шею другой. И снова, сразу обмякнув, она мешком плюхнулась к его ногам. Теперь уже хладнокровно Маккиш принялся за третьего врага, а четвертая птица, поняв, что происходит что-то неладное, разжала гвозди клюва и улетела с недовольным воем.
Маккиш медленно опустился на жаркий песок. Теперь ему было даже смешно. Скольких мучений и крови стоила ему эта битва, а победить было так просто. У чудовищных птиц есть уязвимое место — артерия на голой шее, — достаточно надавить на нее, и монстр погибнет. Он засмеялся: на шее была ахиллесова пята…
И тут же все исчезло.
Маккиш сидел за столом, и перед ним лежал чистый лист бумаги. Машинально Маккиш провел ладонью по комбинезону. Ткань была цела. Сражения с птицами не было. Все это ему привиделось. Причина очевидна: как и на Данилевского, на него напали галлюцинации. Причем — это он осознал сразу же — точно такие же, те же самые галлюцинации.
Он встал и посмотрел по сторонам. Вот шкаф, вот кровать, вот дверь в кухонный отсек. Все, как должно быть. Да, галлюцинации кончились; и сейчас не время размышлять о причинах — это можно будет сделать позже, — сейчас надо сопоставить галлюцинации, испытанные им и Данилевским. Сопоставление не даст ответа о причине, но, может быть, укажет, где надо искать ответ.
Усевшись за стол с приборами под прозрачным куполом, он уже снова собрался приняться за дневник предшественника, но прозвучал сигнал связи, и на экране появилось крупное лицо командира.
— Данилевский прибыл, прошел обследование, — сообщил Степанов после обычного приветствия. — Врач утверждает: состояние здоровья нормальное. О переутомлении речи нет. Психика в полном порядке. Правда, отмечен эмоциональный спад, вызванный тем, что он, разведчик, был вынужден просить замену. Ну и галлюцинациями.
— Значит, к здоровью галлюцинации отношения не имеют? — поинтересовался Маккиш.