Вконец изорванные туфли смотрелись жалко. Когда то, в той, прежней, жизни, лакированные модельные туфли из тончайшей кожи были верхом мечтаний небогатого электрика, эдаким символом городской жизни. Переехав из пригородного села в город, устроившись на хорошую работу в аэропорт и скинув до смерти надоевшие кирзачи, Роман наконец то смог себе позволить такую покупку и, вызывая дружный хохот всей дежурной смены, стал гордо рассекать по зданию в спецовке и изящной лёгкой обуви.
Бригадир посмотрел на своих бойцов – все четверо лежали не шевелясь под соседним деревом. Рома присмотрелся и еще раз выматерился – у всех четверых была вполне добротная, крепкая обувь. И ведь не отнимешь – размерчик не тот. Будучи по натуре человеком незлобивым и законопослушным, еще пару недель назад Рома даже и представить бы себе не смог, что можно отнять у кого-нибудь что-либо. Но две недели тяжкого труда, нашёптывания Серого, боль в распухших ногах и отчаяние от того что будет только хуже, сильно изменили бывшего электрика. Даже ходящий в лучших приятелях Серый в последние дни стал сторониться коллеги-бригадира, спросив, мол, не тяпнул ли ты, брат, озверинчику?
Единственным, из за нужного размера, кандидатом на обувное раскулачивание у Романа был Маляренко. Его, совершенно роскошной по местным меркам обуви, завидовал весь посёлок. И эта сука, Ксения, еще на него вешается, упорно не замечая его, Романа, попыток ухаживания. Бригадир заскрипел зубами. Решено – сегодня вечером и ботинки и баба будут его и пусть кто-нибудь хоть что-то вякнет.
Сплюнув, Рома стянул с ног превратившиеся в лохмотья туфли, зашвырнул их подальше и скомандовал подъём. Дел было – невпроворот.
– Знаешь, Вань, я б на твоём месте сейчас в посёлок не торопился. – обнимая одной рукой девушку, пробухтел шагающий впереди Николай. Второй рукой он удерживал на плече обе корзинки и было видно, что ему нелегко. – Дядя Паша тебе голову оторвёт. – Коля подумал и добавил. – И Рома тоже.
– Я и не тороплюсь. – Маляренко вспоминал, что же он оставил в лагере. По всему выходило, что из вещей не хватало двух пластиковых бутылок для воды и водки. Сумку Ваня, опасаясь за сохранность своих вещей, еще позавчера вынес из лагеря и сховал в надёжном месте.
– Ты не думай, Рома, хоть и амбал, но мне не ровня. – продолжал пыхтеть Коля. Идти ему было неудобно, но выпустить из объятий Ольгу было выше его сил. – Да и Серый, наверное, тоже. Всё-таки в училяге самбо занимался. Но против Фёдрыча я не пляшу. Пробовал уже. Да и, если честно, не хочу я против него идти – хороший он мужик. Правильный.
Иван остановился и задумчиво рассматривал топорик. – Знаю, что правильный. И про Рому мне уже напели. Коля, погоди.
Маляренко подошёл к приятелю и протянул ему топор. – Передай Паше от меня спасибо. Пусть не поминает лихом. – он протянул офицеру руку. – Давай прощаться, что ли.
Разом погрустневший Николай пожал Ивану руку, Ольга пробормотала, что-то вроде «пока». На красивом личике девушки было написано нескрываемое облегчение – её Коля останется с ней, а не исчезнет вместе с этим странным Иваном.
То, что его называют «странным», Ваня знал. За всё время, проведённое в общине, он близко сошёлся лишь с Николаем и дядей Пашей, с остальными же, даже работая и питаясь вместе, он умудрился лишь переброситься несколькими пустыми фразами. Да что там говорить – Маляренко даже не удосужился узнать имена большинства своих «соплеменников», отстранённо наблюдая за кипящей жизнью общины. Маляренко поправил дедову кепку, повернулся и зашагал прочь.
– Иван, стой! – Николай протянул корзинку с рыбой и пустую флягу для воды. – На, возьми вот. Пригодится.
Приятель благодарно кивнул, молча, не глядя в глаза растерянному рыбаку, принял подарок и спокойно пошёл дальше. Коля стоял и смотрел вслед уходящему Ивану. «Найдёт» – кувалдой стучало в висках. «Найдёт». Рядом, вцепившись, словно огромный клещ, якорем стояла Ольга.