Дождь почти прекратился. Но Иваныч не торопился: дорога мокрая, клиент спит, вон, храпит даже, и никуда не торопит. И бензин нынче дорог – надо экономить. Да и резина, если честно, уезженная. Лысая совсем. Иваныч пригорюнился. Наверное, это последний сезон. Езжу до снега – а потом всё. Хватит. Старший внук вырос, на Цефире таксует. Авторитета старого таксиста хватило, чтобы воткнуть Димку в самую престижную обойму – аэропортовскую. Так что можно и на покой. С младшими внуками повозиться. Иваныч тряхнул головой, сгоняя задумчивость. Свет неярких фар плохо освещал мокрый асфальт, вокруг была кромешная тьма. Предчувствие чего-то нехорошего карябнуло душу. Таксист пожевал гильзу незажженной папиросы и еще сбросил скорость. Машину тряхнуло на ухабе, пассажир громко всхрапнул и в это мгновение Иваныч ослеп. Глаза залило белым. Машину тряхнуло еще раз, но гораздо сильнее. Раздался жуткий грохот, как будто прямо над ухом взорвалась бомба. Старый таксист резко нажал на тормоз и в этот миг машину потряс удар.
На самом деле Маляренко не спал, когда дедок остановился купить папирос. Просто Иван был молчуном и болтать попусту не очень любил, предпочитая молчать. И когда таксист начал сыпать вопросами, он сделал вид, что спит. Но пока дед тратил в ларьке полученные за поездку деньги, Иван и в самом деле задремал. Сквозь дрёму он слышал как вернулся дедок, как тихо хлопнула дверь, как неторопливо и плавно поехала машина, убаюкивая своего пассажира.
– «Хороший дед» – почему то подумалось Ивану и он окончательно заснул.
Проснулся Иван от того, что кто-то изо всех сил пнул его в бок и в плечо. Он мгновенно открыл глаза и не увидел ничего – вокруг была полнейшая тьма. Почему-то жутко болели уши, как от резкого и сильного перепада давления. Всё тело Ивана было сжато со всех сторон. И отовсюду шёл жуткий треск и скрип. Это было жутко. Кто-то рядом то ли выл, то ли хрипел. Иван изо всех сил задёргался, пытаясь освободиться от страшного давления. Со стороны его движения напоминали конвульсии или припадок падучей. Не справившись с тем, что его держало Иван затих. Голова гудела и звенела, хотя боль в ушах от давления пропала, а глаза смогли навести резкость.
– Эй! Где я? Тут есть кто-нибудь? – заорал Маляренко первое, что ему пришло в голову.
– Ынок – прохрипело откуда то сверху – Ынок, не шевеись.
Наконец, несмотря на плохое освещение, Иван смог внятно рассмотреть то, что было прямо перед его правым глазом – болт, торчащий из какой то железяки черного цвета. Левый глаз не мог видеть ничего, потому что эта сторона лица была плотно прижата к чему-то чёрному и пахнущему резиной и грязью.
«Такси!» – вспомнил он. – «Авария? Это ж меня на полу между рядами зажало». – Перед лицом Маляренко живо нарисовалась картинка горящего автомобиля и он с удвоенной силой стал пытаться выбраться. Наконец ему удалось освободить правую руку и немного повернуться. Как оказалось – всё было не так страшно, как представлялось вначале.
Машина вовсе не была смята в гармошку, как думал Иван. Просто ему 'повезло' свалиться вниз головой, ноги остались болтаться под потолком салона, а удар привел его в панику. Он действительно лежал между рядами кресел на полу. Стащив со своей головы сумку и закинув ее подальше, Иван смог, наконец, вылезти наверх, сесть на диван и осмотреться.
Иваныч был человек упрямый. Начав свою шоферскую деятельность совсем ещё молодым парнем на старой 'Победе', он не признавал ремни безопасности и никогда ими не пользовался. А когда ушёл из таксопарка – так и вовсе их снял, смотав в пару рулончиков и определив их жене 'на хозяйство'. Но настырные ГАИшники в последнее время всё чаще начали останавливать Иваныча и выговаривать ему за это дело. Когда же уговоры не подействовали, так и вовсе оштрафовали. Если не считать ремней – то в остальном Иваныч был образцовым водителем, скрупулёзно соблюдающим все правила дорожного движения. Штраф был событием из ряда вон выходящим и потряс старого таксиста. Так что, не найдя дома оприходованных женой ремней, Иваныч поехал к знакомым на СТО, где всего за бутылку водки ребята перекинули с аварийной японки пару отличных ремней, слегка обточив застежки. Но привычке изменить было трудно и таксист все равно ездил не пристегнувшись, а лишь для вида пропустив ремень за спиной. И Иваныча больше не останавливали. Когда неожиданно вспыхнуло небо и яркий свет 'выключил' зрение, Иваныч растерялся, но его ноги уже сами собой, как-будто без его участия, давили на тормоз и на сцепление. Таксист едва успел выключить скорость, как страшный удар погасил его сознание.
Очнулся Иваныч от острой режущей боли в лице. Он задёргал головой, но новый удар боли был такой силы, что в голова прочистилась от обморочного тумана в одно мгновение. Осталась только чистая звенящая боль. Старый таксист замер мумией – малейшее движение причиняло адские мучения. Глаза почему то ничего не видели, он чувствовал что всё лицо залито кровью, рот тоже наполнялся кровью. Иваныч осторожно сплёвывал, стараясь не потревожить лицо. Через минуту сзади раздались удары и толчки в спинку кресла, причиняющие новые страдания. От боли в ушах зазвенело и Иваныч не расслышал, что кричал его пассажир. Собрав последние силы таксист прохрипел: