Николай посмотрел невидящим взглядом на море и сплюнул. По сердцу вдруг стеганула плетью шальная мысль: "А если найдёт?"
Рыбак оглянулся. Маляренко беззаботно завалился на спину и банально загорал.
"Он сможет".
"Да как же он его найдёт! Где?" — голос разума был полон скепсиса. Николай судорожно потёр виски. Эдак и с ума сойти недолго. Он посмотрел на загорелое тело своей подруги и улыбнулся. Оля счастливо улыбнулась в ответ и продемонстрировала свою добычу — почти полную корзинку мидий. А заодно — и своё красивое молодое тело. Мысли рыбака потекли в другом направлении. Настроение улучшилось, Коля подтянул трусы и стал готовить снасть.
"Война план покажет", — подумал он и в первый раз за сегодня забросил перемёт.
Иван лежал под солнышком и искоса наблюдал за тем, как рыбачит его приятель. Девушку, находившуюся в воде с другой стороны камней, он не видел. Мысли путались, и ничего стоящего в голову не приходило. Одно Маляренко понял чётко — Николай с ним не пойдёт. Подругу вот себе завёл. Ваня завистливо вздохнул — самую красивую девчонку заарканил. Впрочем, еще не понятно кто — кого.
Еще неделю назад, когда до самых тупых дошло, что они тут, как минимум, надолго, среди баб началась жёсточайшая конкуренция за обладание лучшими самцами. С одной стороны, было забавно наблюдать, как, вернувшись вечером в лагерь после тяжёлой работы, женщины приводили себя в порядок и к столу выходили приодетыми и даже слегка подкрашенными. А с другой — горькое это было зрелище, ничего, кроме сочувствия к этим несчастным, не вызывающее. Иван вспомнил Ксюшу, бывшую соседку по самолёту. Тридцатилетняя разведенка, отплакавшись по оставленному у мамы сынишке и закатив пару истерик, успокоилась и, наметив своей целью Ивана, попёрла танком. В смысле — грудью. А грудь, надо признать, была хороша! Да и вообще женщина она была очень симпатичная, смущало Ивана только одно — она была и внешне и, самое главное, внутренне чертовски похожа на его бывшую жену. В принципе, можно было бы на это и наплевать — жениться на ней Маляренко не планировал — и закрутить интрижку, тем более что Ксения от намёков перешла к прямым и недвусмысленным предложениям, но в последние дни Ивана ставили на самые тяжелые работы, и в лагерь он возвращался с одной мыслью — пожрать да поспать.
Хотя Маляренко не мог не признать, что толк от пролитого пота был. Во вторую ночь его пребывания в лагере сквозь хлипкий плетень продрались два койота (на собрании кто-то предложил называть их именно так, хотя что это были за животные, точно никто не знал) и сильно покусали ночного дежурного — того самого хлипкого и щуплого мужичка, который ставил навес над родником. Его вопли разбудили всех, даже спящего мертвецким сном Ваню. Койотов быстро нашли и забили камнями и палками, а на утреннем совещании Ермаков дал команду бросить все дела и срочно укрепить забор. Лишь тогда Маляренко понял, каким образом поселенцы успели поставить этот плетень всего за двое суток. Колья были вбиты основательно, но довольно редко — примерно через шаг. В прутьях и ветках оплётки зияли нехилые прорехи, так что не было ничего удивительного в том, что хищники смогли пробраться внутрь. Тогда-то Иван и проявил инициативу, предложив не переделывать весь забор, а построить внутри, впритык, еще одну изгородь. Общественность в лице дяди Паши согласилась, и работа закипела. За четыре дня десять человек протянули еще один, правда, невысокий, не более метра, плетень. Зато плотный и прочный. Маляренко из любопытства промерил общую длину петляющего между деревьями забора — получилось семьсот два шага.
Если бы кто-нибудь Ивану сказал, что четыре мужчины и шесть женщин, имея всего один топорик, одну складную ножовку и пару ножей, смогут за четыре дня такое сделать — он бы не поверил. А тут — вот, пожалуйста. Великая Ермаковская стена.
Потом Серый сдуру ляпнул, что неплохо было бы засыпать землей десятисантиметровый промежуток между плетнями, за что немедленно был наказан малой сапёрной лопаткой и отправлен на земляные работы. Покумекав еще немного, дядя Паша отрядил бригаду Ромы-аэропорта копать глину и обмазывать ею иссохшийся на жаре плетень. На предмет, так сказать, самовозгорания. Сам же Ермаков, взяв в подручные Ивана, принялся таскать из промоины на самодельных носилках камни. Работа была адова, но Маляренко терпел и не жаловался, поражаясь выносливости и силе напарника.
Вообще Маляренко здорово пересмотрел своё отношение "к первому взгляду". Он понял, что здорово ошибся в отношении вожака. А узнав от Серого о трёх иностранных языках и кандидатской по экономике, Иван шефа резко зауважал и признал, что крутые меры по наведению элементарной дисциплины были необходимы. Как оказалось, Ермаков пускал кулаки в ход крайне редко — основным средством мотивации стала одежда. Раздобыв в "Газели" ворох какого-то жуткого тряпья, он кулаками заставил всех сдать свою одежду "на склад" Светлане и выдал каждому из работников по рваной тряпке. Построив народ, дядя Паша объявил, что ВСЕ вещи будут возвращены, как только работники трудом и дисциплиной докажут свою полезность. Ходить голым не хотелось никому. Ни мужчинам, ни, тем более, женщинам. И за то время, что Иван работал в посёлке, назад свою одежду получили все. Быть отстающим и в одиночку сверкать ягодицами никому не улыбалось, так что труд перевоспитуемых был воистину ударным. Кроме капитальной стены, в дальнем углу из всё той же плетёнки построили почти настоящие "удобства", а в центре поляны, рядом с родником, начали возводить большой дом. Уже не забивая колья, а вкапывая в землю слегка обтёсанные и кривоватые стволы деревьев. Кипучая энергия строителя Ермакова била через край.
За эти две недели, помимо шикарного бронзового загара, Ваня приобрел каменные мозоли на огрубевших ладонях и чувство хронической усталости. К плюсам можно было отнести пришедшие в тонус мышцы и согнанный с пивного брюшка жирок. А еще Иван стал учиться плавать, благо солёная вода этот процесс здорово облегчала. Решив, что хватит ему без дела валяться на пляже, Маляренко скинул одежду и полез воду. Учиться.
Талассотерапия помогла — невесёлые мысли рассеялись и, вдоволь поплюхавшись на мелководье, довольный Иван выбрался на берег. Следом за ним, таща две полные корзинки, из воды выбрался и Николай со своей подругой. Рыбалка удалась.
Глава 15
В которой Иван решил искать "выход", и что из этого вышло
Храбрость — это вынужденное и многократное преодоление трусости.
Рома-аэропорт был взбешён. Этот грёбаный Ваня свалил, как только бригада вышла из посёлка. И лучший топор унёс! И теперь вся его невеликая и слабосильная команда с огромным трудом валила тоненькие и относительно прямые деревца на дальней опушке рощицы. Все три женщины уже выбились из сил, и толку от них было немного. А единственный среди подчиненных Ромы мужчина, Алексей и так был "сильно не могучим", а после того, как его искусали койоты — и вовсе слёг. Лишь благодаря заботам подруги, провалявшись пластом больше недели, он смог подняться на ноги. Бригадир с яростью посмотрел на шатающегося под тяжестью тоненькой жерди помощника. Всё, млять, приходится делать самому. Спина и руки бывшего дежурного электрика аэропорта налились свинцом, пот заливал глаза, но, злой всех и вся, мужчина упорно продолжал махать тяжеленной, слегка заточенной железкой от "Газели" которая заменяла ему топор.