— Значит, спать хочется?
— Да, умаялся я, однако.
— Тогда прощаюсь с тобой до утра, — многообещающе улыбнулся Уваров. — До сих пор я только спрашивал. Даже собирался отпустить тебя, если скажешь правду. Теперь хватит, довольно. Теперь буду говорить я. Ну–ка, открой–ка свои бельма лубошные.
Пленник приоткрыл глаза и тревожно посмотрел на поручика, словно спрашивая: «Ты оставишь меня в покое или нет?» Уваров взял в руки плеть и показал ее дезертиру:
— Тебя будут пороть день и ночь, а раны посыпать солью! Если к утреннему допросу не развяжешь свой поганый язык…
Дезертир замер, глаза его сузились. Взгляд его был полон дикой ненависти. Руки начали сжиматься в кулаки, и, чтобы не выдать себя, он втянул их в рукава мундира.
— Что, боишься? — спросил Уваров, взяв трубку и набивая ее табаком. — Я слов на ветер не бросаю!
— Спокойной ночи, твое благородие, — ухмыльнулся пленник. — Ежели мы когда еще повстречаемся, я лично сверну твою хлипкую шейку.
— Уведите его! — закричал вскочившему улану поручик. — Заприте его покрепче и удвойте караул.
Как только дверь за ушедшими захлопнулась, Уваров прерывисто вздохнул и схватил бутылку с самогоном. Отпив почти половину содержимого, он поставил бутылку на стол и заорал:
— Прямо с утра лично сам забью тебя до смерти! Приятных снов, «ваше величество»!
* * *
Охрана пленника была поручена уланам Самохину и Никитину. Зная о крутом нраве и недюжинной силе дезертира, уланы покрепче связали ему руки и ноги и, чтобы пленник никому не мешал, затащили его в амбар.
Утром поручик Пугачева на допрос не вызвал. Страдая от похмелья, он валялся в постели и «глушил» болезнь рассолом. Сторожившие мужика уланы отправились обедать. Самохин вспомнил, что связанного в амбаре дезертира нужно покормить. Он взял со стола краюху хлеба, кувшин с водой. Переступив порог амбара, солдат в испуге отшатнулся и выронил хлеб и кувшин, который разбился.
Крепкая фигура пленника маячила посреди амбара; веревки на его руках и ногах словно растаяли. Оправившись от испуга, Самохин рванулся вперед и схватил пленника за руку, чтобы тот не убежал.
— Как это ты развязался? — воскликнул улан.
Пленник посмотрел на него насмешливо прямо в глаза и тихо сказал:
— Не мешай мне бежать!
— Я не пущу тебя! Ты дезертир и мародер. Тебя повесят!
— Отойди.
Пленник легко, словно муху, стряхнул с себя незадачливого улана:
— Лучше не маячь на моей дороге, а то ненароком в одночасье хребтину перешибу!
— Да я…
— Не хочу грех на душу брать, служивый, — пленник ухмыльнулся, — до тебя еще турок доберется.
Он внимательно осмотрел Самохина:
— А вот одежкой с тобой надо махнуться. Твой мундирчик как раз мне впору придется!
Не успел улан опомниться, как оказался лежащим на ворохе соломы, а дезертир стаскивал с него мундир.
— Я сейчас закричу! — воскликнул улан.
Но его крик не испугал Пугачева. Он лишь ухмыльнулся и, продолжая свое дело, сказал:
— Хотел бы на помощь звать — уже позвал бы. Ежели кто сюда войдет ненароком, враз сверну башку тебе, как куренку. Так что не гневи государя своего понапрасну и не толкай его на смертоубийство своего подданного!
— Разве ты и правда царь? — спросил удивленный Самохин, глубоко переводя дыхание.
— А ты думал!
— А господин поручик говорил, что ты умом тронутый дезертир!
— Ты его больше слушай.
— Тогда почему ты не в столице с царицей, а лешаком по земле бродишь?
— Долго об том сказывать. Как–нибудь в другой раз!
Улан был поражен настолько, что прекратил сопротивление и позволил незнакомцу быстро раздеть себя. Широко раскрыв глаза, он смотрел, как бывший пленник грязного хлева натягивает на себя новенький мундир.
— Ты… — прошептал Самохин.
— Царь я, Петр Федорович Третий, — ответил, примеряя ремень, незнакомец. — Я тот человек, который желает покарать жинку свою, Катьку–паскудницу, за все ее злодеяния и волю народу дать. Волюшку всему народу рассейскому!
Улан вскочил и протянул Пугачеву руку.
— Не сердись, государь, — сказал он смущенно. — Знал бы я, кто ты есть, глядишь, и разговаривал бы по–другому. Я же тебя считал бродягой и сумасшедшим.
— Ничего, как–нибудь переживем, — сказал мужик, горько усмехнувшись. — Когда меня стерва Катька с престола сковырнула, я много по свету странствовал и не такого про себя слыхивал. А сейчас давай–ка я тебя веревками стяну, чтоб от поручика меньше досталось.