Я в дверь — и он туда же, бежал за мной через весь плац, оттуда до офицерского клуба, потом до автобазы, но я, конечно, от него оторвался — тренеровки даром не пропали, но, как видно, чем-то я здорово ему насолил.
Осенью в казарме вдруг задребезжал телефон: звонил Бубба. Он сказал мне, что его тоже выперли со спортивного факультета, лишив степендии, посколько нога у него никак не зажевала. Но звонил он для того, чтобы узнать, не собираюсь ли я в Бирмингем, на игру с громилами из Миссисипи. Жаль, конечно, но после взрыва парового котла — а с тех пор уже год минул — меня каждую субботу назначали дежурным по казарме. Ладно, зато я, пока чистил гальюн, смог послушать репорташ по радио.
В конце третьего периода счет был почти равным — 38: 37 в нашу пользу, и Змей оказался героем дня. Но потом эти громилы из Миссисипи сумели сделать тачдаун. Всего за минуту до свистка. Начался четвертый период, и у нас больше не было таймаутов. Я про себя молился, чтобы Змей в этот раз не сделал так, как в финале Апельсинового кубка, то есть не загубил бы игру, отправив мяч за линию, и что вы думаете? Именно это он и сделал!
У меня просто сердце в пятки ушло. Но тут все заорали так, что на некоторое время заглушили коментатора, а когда утихли, оказалось, что Змей выполнил фейк, а на самом-то деле передал мяч Кертису, и тот сделал победный тачдаун. Вот на сколько умен тренер Брайант! Он правильно ращитал, что эти ребята из Миссисипи по своей тупости решат, что мы второй раз подряд наступаем на одни и те же грабли.
Так что я, конечно, обрадовался и подумал еще: интересно, смотрит ли трансляцию Дженни Каррен и вспоминает ли меня?
В прочем, все это не имело значения, посколько через месяц нас перебросили за океан. Почти год отлаживали, как роботов, для отправки за десять тыщ миль от дома — без приувеличения! Отправили нас во Вьетнам, но сказали, что это на много лучше, чем было весь прошлый год. Вот это как раз оказалось приувеличением.
Прибыли мы во Вьетнам в феврале, и нас тут же погрузили в фургоны-скотовозы для отправки из Кинхона на гористый берег Южно-Китайского моря, в городок под названием Плейку. Доехали благополучно, по красивым местам — повсюду банановые деревья, пальмы и рисовые поля, на которых трудились низко рослые, раскосые местные крестьяне. Мы вели себя дружелюбно, они нам тоже махали.
Гора Плейку распозновалась издалека по висевшему над ней облаку красноватой пыли. А на поцтупах к городу теснились такие убогие лачуги, каких я даже в Алабаме не видывал. Под полотняными навесами жались друг к другу местные жители, сплошь беззубые, а детишки бегали голышом — короче, нищета. Добравшись до штаба бригады и базы огневой поддержки, ничего особо плохого опять же было не заметно, если не щитать этой красной пыли. На первый поверхносный взгляд там, в принципе, ничто не предвещало — кругом тишь да гладь, все раз чищено, выметено, тянуца, на сколько хватает глаза, ряды палаток. И не скажешь, что в этих краях война идет. Можно подумать, приехали мы обратно в Форт-Беннинг.
Однако нам сказали, что такая тишина обьесняеца перемирием: у местных начался какой-то празник, новый год, что ли, Тет по ихнему или типо того. У нас, конечно, гора сплечь, посколько сперва-то мы струхнули. Но эта тишь да гладь оказалась не долгой[12].
Вернувшись в расположение части, нас отправили на помывку в бригадный душ. Оказалось, бригадный душ — это не глубокая яма, к которой подогнали три или четыре автоцистерны, и нам приказали снять форму, акуратно сложить на земле, а самим залазить в яму, где нас принялись сверху поливать водой.
Это было очень кстате, посколько мы уже с неделю не мылись и слегка запаршивели. Плещемся мы в этой яме, нас поливают из шланга, все путем, и вдруг стало резко темнеть, а потом раздался какой-то не понятный звук, кто-то из поливальщиков завопил: «Летит!» — и тут всех, кто стоял на краю ямы, как ветром сдуло, а мы стоим на дне ямы нагишом, переглядываемся, и вдруг грянул сильнейший взрыв, потом второй, и все, крича и ругаясь, стали думать, как бы дотянуца до своей формы. Вокруг рвуца снаряды, кто-то крикнул: «Ложись!» — что, конечно, было излишне, посколько мы и так ползали по дну ямы: посмотреть со стороны — червяки, а не люди.
Следущая взрывная волна окатила нас говном, все заорали пуще прежнего, а парни в дальнем конце ямы начали вдобавок истекать кровью и зажимать поврежденные части тела. Все поняли, что яма — укрытие не надежное. Откуда ни возьмись на кромке замаячил сержант Кранц и гаркнул, чтобы мы вылазили и двигались за ним. Дождавшись краткого промежутка в этой кононаде, мы выволокли свои задницы из ямы. И тут мне открылось такое, что боже упаси. На земле валялось четверо или пятеро наших поливальшиков, даже не похожих на людей, до такой степени они были изувечены — как через хлопкоуборочный комбайн пропущенные. А посколько я раньше мертвецов не видал, для меня ужасней и страшней этой сцены не было ни до, ни после.
12