Гомозун десятилетней давности был неугомонен и хронически весел. При встрече, вместо «здрасьте», — «шутку хочешь?» Отнекивайся не отнекивайся — слушай! Под шутками понимались как бесчисленные тщательно выбритые анекдоты (где он их только!.. и столько!), так и бытовые розыгрыши друзей-товарищей (не всегда безобидные, но на Гомозуна обижаться — себе дороже).
Товарищами у него были все и каждый. Не в большевицком смысле (смело, товарищщщи, в ногу! вам что, товарищщщ!), но в почтенном первоначальном смысле — коллега по торговле. Фарцовкой он не сказать брезговал, сказать — считал и провозглашал ее основным признаком внутренней и внешней свободы. Прибыль для него никогда не становилась вещью в себе. Главное, клиент должен обрести желаемое (блок «Маrlboro», двухкассетник «Sony», белесые штаны с лейблом «Lee»), к обоюдному удовольствию товарищей (в почтенном первоначальном смысле). Гомозун не прятал сомнительное по тем временам увлечение за престижным по тем временам званием школьного комсорга. Наоборот! Всячески пропагандировал, устраивая публичные рискованные дискуссии: «Без почек человек не живет, без легких — тоже и без печени… Что-то не припомню ни песенки, ни стишка о столь незаменимых органах! Все больше про сердце поэмы слагают, на музыку кладут. А оно, сердце, всего лишь насос, перекачивающий кровь туда-сюда, туда-сюда. То есть типичный купец-торговец — туда-сюда, туда-сюда! Бессердечность — это хорошо? Или плохо?» Искренность на грани стеба, стеб на грани искренности. Возражать бессмысленно — Гомозун кого угодно заболтает. Пресекать чревато — знать бы, от себя говорит Гомозун или от пославшего его… то есть от родителя. Родитель у Олега — о-о-о… Впрочем, почти у каждого в их классе папа с мамой — отнюдь не рядовые инженеры. Но Гомозун-старший вообще в Москве — на должности… тс-с-с…
За минувшие сумасшедшие десять лет Олег должен бы приподняться в заоблачные выси, учитывая нынешнюю систему ценностей. Каждый каждому товарищ. А он — вот… Или так оно и? Про заоблачные выси. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. А после падения никакой товарищ (в почтенном первоначальном смысле) тебе не товарищ (в большевицком… да ни в каком смысле!). Друзья же… Ну посочувствуют. Деньгу покрупней сунут в нищенскую суму, пряча глаза.
Друзей у Гомозуна было трое. Еще со школы. Марик Юдин, Гена Чепик и Артем…
— Для друга я готов снять последнюю рубашку! — блажил Гомозун на Токмаревских проводах. — Артем! Тебя из-за нее с первого дня за деда будут держать, не за салабона! — и потянул через голову знаменитую «сафари»… просто жарко было, май выдался тридцатиградусный.
А «сафари» у Олега чем знаменита? Гомозун-старший отдарил после пребывания на Кубе. Вроде сам Кастро преподнес большому советскому другу в знак чего-то там. Не Фидель, но Рауль. Но Кастро. Будь то Фидель, Гомозун-старший сам бы носил обнову — у них с легендарным барбудой комплекции схожи. А Рауль тщедушней-астеничней. И досталась «сафари» Олегу… Тетешкался он с ней, тетешкался, да и проморгал — то ли ремонт, то ли что… Короче, ночью в ванной банка-жестянка с тяжелой темной краской упала тик в тик на «сафари», сложенную для очередной стирки (беззвучно, зараза, на мягкое!). Утром — красно-бурая лужа, и в ней — это… набрякшее по низу, с потеками от нагрудных карманов. Теперь стирай не стирай… следы все равно явственные-кентервильские. Тогда он что? Тогда он сигаретой прожег в рубашке дырочки поперек груди — очередью, косо. Получилось ого-го! Так и ходил. Эт-то круто!
Хм, нынче Артем мог бы привезти Олегу не одну такую рубашечку, и не самопальную, не в краске, подлинную — из командировки.
Токмарев и утвердился в мысли «А ведь Гомозун!» как раз из-за стародавней «сафари». У обезноженного инвалида лишь воротничок выглядывал из горловины задрипанного свитера, но люди меняются до неузнаваемости, вещи — никогда.
Что ж теперь? Деньгу покрупней сунуть в нищенскую суму, пряча глаза? В память о давней дружбе. Или не заметить, заспать колченогую процессию, щадя самолюбие балагура-лицедея-распустяя-мажора?
Заспишь тут! Лишенец-глашатай, толкающий коляску, ныл про «сами мы не местные» так, что и мертвый поднялся бы из могилы: «А?! Кто?! Зачем?! Тьфу! Упокоиться не дадут!»
Любопытно, существуют у нищих имиджмейкеры? Если да, то лучше бы нет. Текст разнообразили хоть бы, что ли! В метро, в электричке, в… самолете (?) — одно и то же, одно и то же. Будто попса телевизионная! Какой прикид ни выбери, слова и музыка — одинаковые-неотличимые. За версту от убогих разит фальшью.