В тот памятный вечер он не охмурял, он — за лишней бутылкой! С присущей всякому вдребезги пьяному сосредоточенностью произнес: «Водки!»
Потом пил — винтом из горла, не отходя от… кассы. Потом развезло в хлам.
Потом девочка (а ничо девочка!) волокла Токмарева-младшего до Сибирской (благо рядышком). А он блажил в полный голос:
— Я их всех!.. Всех!.. Я их!.. И-и-иэх!
— Да, мой хороший… Конечно, мой хороший… Ты их всех, всех! Только не сегодня, хорошо? Завтра, договорились? А сейчас — домой, домой. Ба-а-аиньки… Где живешь, а? Подумай, вспомни! Ты же сильный, ты умный. Где?
Гм-гм. А поутру они проснулись…
Вот ведь! Не охмурял! За лишней бутылкой пришел!
И стала Наталья Токмаревой. Собственно, ничего подобного от Артема она не добивалась. Сам так решил.
В минуты редких семейных свар и последующего кратковременного «неразговаривания» Артем бередил прошлое, ковырял подсознание: зна-а-ала она тогда, что он — Токмарев! не могла не знать, всем и каждому в Бору известна фамилия Токмарев (и все, с ней, с фамилией, связанное)! дурочкой прикинулась сердобольной-бескорыстной, дефицитной водки не пожалела, до квартиры довела! ага, до квартиры! ха-а-арошая у Токмаревых квартира! и она теперь — здесь.
Но свары в семье Токмарева были действительно редки, а периоды «неразговаривания» действительно кратковременны. И в том и в другом — заслуга Натальи: всегда первой шла на примирение, даже в ущерб собственному самолюбию. Может, искреннее чувство? Может…
Что может, то может.
Артем однозначно не определил за десять (двенадцать!) лет — искреннее или просто хорошо сыгранное? Общая постель у них была отнюдь не местом отбывания рутинного долга, не… не в тягость, короче. Что может, то может. Изощренность, граничащая с извращенностью.
Мысли-тараканы: она — ТАК, потому что — Я? Или просто богатый прошлый опыт?
Дай ответ! Не дает ответа…
Тем, собственно, и держала — постелью. С первой ночи до последней.
Насчет первой ночи — после, поутру он и настоял: оставайся… навсегда. Худо и невыносимо было — здесь, одному, навсегда. Заодно проверка! Согласится — девочка меркантильная, затащившая Токмарева в койку, зная, что он — Токмарев. Не согласится — блядь дешевая, готовая переспать с каждым поддатым-брутальным… а потом: извиняй, муж (жених, папа-мама) ждет!
Проверка — она всем проверка. И Артему — тоже. Он недоварил головенкой — что лучше, что хуже? И параллельные ли то прямые? или где-то пересекаются? и где?!
Определенно знала «ничо девочка» из винно-водочного: он — Токмарев (приходил к промежуточному выводу Артем). Пресловутые пол-ящика водки (которой все равно не хватило) буквально выцарапывались из ОРСа — приказ-наряд, согласования по телефону: да вы что! по телефону такие вопросы не решаются! а где свидетельство о смерти? в стране всенародная борьба с зеленым змием, вы в курсе?! Учитывая, что некая Зинаида Васильевна занимала в ОРСе не последнюю должность (не первую, но не последнюю…), сомнительно, чтобы ее дочь была в неведении, какой-такой хмырь стучится за добавкой. Приветила, вышибал грузчиков не кликнула, опоила, воспользовалась временной слабостью…
С другой стороны, легче было бы Артему, если Наталья ни сном ни духом, что он — Токмарев?! Получается, «ничо девочка» способна отдаться любому магазинному клиенту, только пальцем помани (ну не пальцем…) — и… так изощренно, почти извращенно!
Это насчет первой ночи. Касаемо же ночи последней… Она… уже была? Или… вот она? здесь? в однокомнатной тещиной квартире на Новой Земле?
Сопутствующий беседе полупорнографический Тинто Брасс в полупортативном «Sony» — ни при чем.
Хотя…
Да нет. Ни при чем.
Но — при всем при том…
Зависимость бывает наркотическая, алкогольная, никотинная, всякая… Сексуальная — в том числе.
Другой бы убил! Ну, по доброте душевной — покалечил. А он сиднем сидел на кухне, слушал исповедь жены, краем уха цепляя спорадический астматический кашель Зинаиды Васильевны, настороженное сонное ворчание Архара с коридорного коврика, ночные потусторонние звуки, долетающие до последнего, девятого, этажа… и чувствовал себя н-не в своей тарелке, и чувствовал: не будь за стенкой стоически бодрствующей и, разумеется, прислушивающейся тещи, он бы прямо здесь и сейчас… Муж он или не муж?!
Муж, подтверждала жена, кладя свою ладонь поверх его («Боже, до чего я устала, Тема, до чего я вымоталась, если бы ты знал!»), и невидимая сладковатая судорога пронизывала Токмарева от пальцев до паха.