– На какой срок?
– Ну, скажем, на недельку. Может, дольше.
– Поставлю тебя на две.
Из-за затрудненного дыхания расслышать сторожа было трудно. Рик заглушил мотор.
– Можешь поставить грузовик подальше?
– Это ж неудобно для выезда.
– Хоть запихивай в самый зад, мне все равно.
Дежурный наклонился вперед и выключил телевизор. Его серое лицо странным образом обрело краски, будто это ящик высасывал из человека жизненные соки.
– Ты хочешь спрятать этот грузовик, браток?
– Этот грузовик принадлежит мне.
Улыбка обнажила коричневые зубы с прилипшими к деснам кусочками свинины.
– Вопрос остается открытым.
– Да, мой ответ – да.
– Отчуждение собственности? У нас такое сплошь и рядом.
– Адвокат жены… Сторож нахмурился.
– Эти суки хотят загрести все до копейки – да, сэр, вы в печальной ситуации. Если желаешь, я запихну твой грузовик в подвал, в самый задний ряд.
– В качестве дружеской услуги?
Тот театральным жестом потер подбородок.
– Видишь ли, я всегда считал, что ситуация требует должного рассмотрения.
– Мне необходим доступ к грузовику.
– Как это понимать, дружок?
– Я хотел бы им пользоваться, когда захочу.
– Такого мы не разрешаем. Грузовик я твой поставлю в подвал, но чтобы ты семь раз на день приходил и уходил, устраивал тут вечеринки, барбекю, приводил подружек, – так дело не пойдет.
– Да не семь – всего раз в день. Сторож вернулся к своей тарелке.
– Готов обсудить это предложение.
– Сто баксов в неделю. Ты поставишь грузовик в самый задний ряд, у меня не будет проблем с проходом на стоянку.
Сторож помешал свинину в картонной тарелке.
– Значит, так. Сотня в неделю меня устраивает, дружище, но есть еще и дневной сменщик, и вечерний. Представь, здоровенный жлоб, вроде тебя, вдруг заявляется ночью – он подумает, что его хотят пришибить. А если ты попробуешь ему объяснить, что мы с тобой обо всем договорились, не поверит. Если же я ему объясню, тогда он захочет свою долю.
– Плачу сто пятьдесят, по семьдесят пять на брата. Но я сплю в грузовике.
– Хоть оправляйся там, мне дела нет. Только окна закрывай.
– А чем дышать?
– Воздух там скверный.
– Я бы сперва поглядел.
Они прошли к лифту для машин и спустились в подвал. Темная, величиной в половину футбольного поля, площадка, с машинами, выстроенными по ранжиру: «мерседесы», три «лексуса» с дилерскими номерами, «кадиллаки», вроде тех, на которых разъезжал Тони Вердуччи, красно-вишневый «хаммер», коллекционный «тан-дербёрд».
– Ничего себе тут тачки.
– И то, – это тебе не простая парковка, тут надежное местечко.
Они прошли в дальний угол.
– Здесь.
– Воздух тут скверный.
– Гараж для машин, не для людей.
Рик засомневался, сможет ли он здесь спать.
– А как мне спускаться и подниматься? На лифте?
– Да нет, тут есть лестница, прямо у входа, рядом с моей будкой. Меня звать Хорэс, между прочим.
Рик отдал ему запасной ключ, потом отсчитал несколько купюр.
– Надеюсь, ты на эти денежки поразвлечешься от души, Хорэс. Мне пришлось немало попотеть, чтобы их раздобыть.
Дежурный спрятал деньги в карман.
– Говоришь, попотеть пришлось? Не смеши меня. – Он откинул голову и разразился приступом смеха, обнажив гнилые зубы. – Уж конечно, тебе пришлось немало претерпеть, так я сразу и поверил. Думаешь, я не знаю, кто ты есть? Я всех перевидал, всех и каждого! Рано или поздно все вы сюда являетесь, самого разного сорта люди, плохие, хорошие, богатые, бедные, все. – Он дышал с присвистом. – И ты мне будешь говорить, что у тебя были проблемы? Я это и так знаю, приятель, я очень хорошо знаю, кто ты и что ты: ты ходячая беда! – Его смех перешел в хрипящий кашель. – Здесь и впрямь дышать нечем! – прокаркал он. – Совсем задыхаюсь, браток. – Он поспешил к лифту, его надсадный кашель резонировал в подвале гаража.
Еще Рику был необходим телефон-автомат, но там, где потише, не на улице. Он прошел на запад по Канал-стрит через Китайский квартал, а потом на север к картинным галереям, наслаждаясь утренним солнцем, довольный тем, что освободился от машины. Город выглядел разбогатевшим. Галереи, магазины и рестораны были полны народа, европейцев и девиц в обтягивающих платьях, которые наивно полагали, что могут кого-нибудь этим удивить. Он заметил, что ему уступали дорогу на тротуаре даже черные парни. Рик успел позабыть, что на него так реагируют. На углу полицейский проводил его взглядом. Их глаза встретились. Зацепи лучше кого другого, приятель, а ко мне не вяжись. Надо бы изменить свой внешний вид, подумал Рик, я явно выделяюсь в толпе. Он разыскал ресторан с телефоном в глубине зала, наменял полную кофейную чашку четвертаков и позвонил в справочную Сарасоты, во Флориде, чтобы узнать номер матери Кристины, с которой виделся дважды, причем последний раз в день ареста ее дочери.
– Миссис Уэллес?
– С кем я разговариваю?
– Это Рик Бокка, миссис Уэллес.
– Ты разыскиваешь Тину?
– Да.
– Ее здесь нет, Рик. Она в тюрьме.
Так, подумал он. Ее мать ничего не знает.
– Я тоже о ней беспокоюсь. Ведь она на мои письма не отвечает. Такие дела. Последний раз мы с ней разговаривали зимой. Я много путешествовала. Только вчера вернулась и скоро опять уезжаю.
– Как поживает мистер Уэллес?
– Он лежит, отдыхает…
– Прилег отдохнуть? – … и улыбается.
– Улыбается?
– Он лежит на кладбище в восьми милях отсюда, а улыбается потому, что я не донимаю своими воплями.
– Простите, – произнес Рик. – Он был славный человек.
– Да, мой милый, потому-то я его всегда прощала.
– Надеюсь, он умер легко, миссис Уэллес?
Она затянулась сигаретой.
– Нет, боюсь, что нет. Он так скучал по Тине. Просил меня принести в больницу ее табель успеваемости в старших классах; лежа в кровати, рассматривал его. Ему ужасно недоставало ее. Свои мозги она получила от отца. У меня-то в голове одни опилки, но мистер Уэллес был умница. Я тебе никогда не рассказывала, почему вышла за него замуж?
Рик разговаривал с одинокой женщиной в возрасте. Ему хотелось, чтобы их беседа была дружественной.
– Он, наверное, был красавчик?
Рик услышал, как она сделала затяжку.
– Нет, не из-за этого. Из-за «мустанга».
– Я слышал об этой истории.
– Мистер Уэллес поспорил с приятелем, что сможет разобрать на части «мустанг-кабриолет» и собрать вновь за два дня. За исключением сидений и радио.
– Они разложили все части на простынях, как Кристина мне рассказывала. Условием было – чтобы машина могла поехать.
– Да, они растянули пару старых розовых простыней на полу гаража, чтоб не растерять детали. Моему будущему мужу разрешалось по условиям пари иметь одного помощника, который должен был складывать части.
– Он выиграл пари.
– Он выиграл больше, чем пари, он выиграл меня. Я тогда подумала – вот парень, который способен делать дело. Самое смешное, что все тридцать лет нашего брака мы таскали эту машину за собой.
– Жаль, что вашего мужа нет с нами.
– Мне тоже жаль, но я стараюсь не очень сокрушаться.
– Что ж, так вы не знаете, как там Кристина?
– Никаких вестей от нее, увы.
– Понятно.
– Ты мне всегда нравился, милый. Но жаль, что для Тины все так скверно обернулось. Она спуталась с дурными людьми. А больше я ничего не знаю.
– Она вам ничего не рассказывала, про то, что произошло?
– Нет. Только сказала, что призналась, что совершила ошибку. Скорее всего, она связалась с дурными людьми. Так всегда и случается.
Он откланялся. Итак, отец Кристины умер, она с ним даже не попрощалась. И этот грех на тебе, ублюдок, на тебе и больше ни на ком, подумал Рик. Он посмотрел на кофейную чашку с монетами, потом достал визитку следователя Пека. Один гудок, и раздался его голос.
– Это Рик Бокка.
– Да?
– У меня не получается ее найти. Когда я подъехал к тюрьме, ее уже там не было.