Женщина переполнена эмоциями: она кричит, впадает в ярость, потом наступают минуты нежности и безмолвия, и снова исступление. А какие фантастические вещи чудятся ей: она слышит музыку, видит еще не рожденных детей и своих родителей; она чувствует запах леса и океана, ее возлюбленный меняет свой облик, он превращается то в дьявола, то в Бога, то в животное. Она и любит, и ненавидит его страстно. Он ее властелин, он сокрушает ее влагалище, он ее игрушка, которую она может вобрать в себя и исторгнуть. Единственное желание – чтобы он уничтожил и ее и себя.
Испытав больше, чем можно было вообразить, они не только истощены, они почти теряют связь с реальностью. И тут она издает победный клич, возбуждая его, бедра ее извиваются, Женщина все делает для того, чтобы он достиг наивысшего наслаждения, – трепеща почти бездыханным телом, ждет мига, когда они рухнут в объятия друг друга, ощутив бесконечную пустоту.
Всепоглощающее соитие становится для женщины источником тревоги. Почему? Его невозможно забыть. Так же как невозможно повторить с большинством мужчин, лишь с избранными. Объяснить это невозможно. Это-то и тревожит: когда придет время и они расстанутся, все будет не так с новыми сексуальными партнерами. Она помнит, как скрывала злость и разочарование в прошлом, те же чувства ей предстоит испытать в будущем.
Способность к столь ненасытному сексуальному наслаждению она предпочитает держать при себе – чтобы не напугать мужчин и не позволить женщинам назвать все это фантазией или эротоманией, ведь сами они (и их мужья) довольствуются крошками от эротического пирога. Таким образом, она становится в некотором смысле вне закона. Что поделаешь – только небольшой процент составляет сексуально совершенных мужчин и женщин. Тут надо заметить, что их совместимость не означает, будто людей связывают общие интересы, что они умны и образованны в равной мере. Она это понимает, как и то, насколько уникален ее сексуальный опыт.
Женщина живет в ожидании мужчины, который владеет той же тайной, что и она.
Письмо заканчивается словами:
Я буду для вас нежной и терпеливой. Я хотела бы зачать с вами ребенка в великий момент страсти.
Леди, подумал он, вы попали не на того мужчину. Вы легко прикончите меня в порыве страсти. К тому же моя спина и все остальное… И будете ли вы хорошей матерью? В сущности, в письме ничего не говорилось о материнстве. Он отправил его в папку «НЕТ».
Марта распахнула дверь конференц-зала. Она выглядела уставшей адвокатшей, не в меру жирной, привыкшей слышать собственный голос.
– Ты встречался с Тауэрсом?
– Встречался.
– И?
– Внушает доверие.
Марта вздохнула.
– Не делай этого, Чарли.
– Да ладно тебе.
Он вручил ей папку «ВОЗМОЖНО».
– Что тут у тебя? – она открыла папку.
– Я хочу, чтобы ты связалась с этими женщинами и назначила им интервью. Здесь, как можно скорее. В ближайшие несколько дней, если возможно. Остальные не годятся. Пожалуйста, сообщи, что их кандидатуры отклонены.
Брови Марты поднялись.
– Отклонены.
– Да. Напиши им вежливые письма. Не подписывай моим именем, конечно.
Она уставилась на него, не скрывая раздражения.
– Ты это всерьез?
– Да. Кстати, ты записала меня на прием в клинику репродукции?
– Завтра утром, – ответила она. – Если ты передумаешь, то я не выставлю тебе счет за сделанную работу.
– Марта, – сказал Чарли. – Или ты помогаешь мне и помалкиваешь, или предлагаешь найти кого-то другого. Ты пытаешься мной манипулировать, мне это не нравится. – Он с трудом поднялся. – Так что?
Она пристально посмотрела на него, ее мясистая шея покраснела, в тишине зала было слышно дребезжание кондиционера и тихое треньканье телефонов из соседних офисов.
– Марта?
Он подождал ответа и, не дождавшись, вышел.
Неохота мне возвращаться домой, подумал Чарли, вылезая из такси; в руках у него была ваза из Шанхая. Келли, всей своей фигурой олицетворявший почтение, придержал дверцу такси.
– Только что встретил миссис Равич, – доложил Келли.
– Как она?
– У нее было множество сумок, в такую-то жару.
– Она отдавала свой долг американской экономике.
– Сэр?
– Если перестанут покупать всякую ерунду, мы скатимся в депрессию.
Он устало побрел по вестибюлю, отделанному красным деревом, к лифту, и Лайонел, у того была вечерняя смена, поприветствовал его. Казалось, что вся жизненная энергия лифтера находилась между локтем и кончиками пальцев его левой руки, без устали ласкавшей медную ручку управления.
– Добрый вечер, Лайонел.
– Добрый, мистер Равич.
Он открыл входную дверь.
– Элли?
Спрятал вазу в кладовке. Удивит ее попозже.
– Элли?
Неужели опять заведет разговор о поселке для пенсионеров? Чтобы его заживо похоронили среди стариков, роняющих хлопья на трехсотдолларовые свитеры и весь день безутешно пускающих газы, дремлющих за гольф-картами? Никогда. Это место не для мужчины, который вырвал восемь миллионов чистыми из глотки покойника.
– Я здесь! – крикнул он. – Твой первый муж вернулся. Ему совершенно нечего тебе рассказать – никаких заморских новостей, никаких серьезных потрясений на бирже. – Он прислушался. – Элли? – Ни звука. Тишина – многозначительная тишина супружества. – Что ты такого купила, что потребовалась помощь старого доброго Келли?
Элли вышла из прилегающей к кухне ванной, потушив за собой свет. Чмокнула его.
– У тебя такой голос, будто ты выпил в офисе. Она на взводе, подумал он.
– Не успел, но вовсе не прочь пропустить стаканчик.
– Джин с тоником?
Он прошел за ней к бару в гостиной.
– Так чего ты там накупила?
– Не понимаю, о чем ты.
– Келли сказал, что ты вернулась с кучей пакетов.
Она нахмурилась.
– Нет. Это не так.
Пройдя через спальню, он отнес свой кейс в кабинет. На кровати стояли два больших пакета из Блуммингдейла и еще один из Сакса. Помалкивай об этом. Просто у нее голова занята другим.
– Как ты думаешь, – спросил он, вернувшись в гостиную, – Джулия с Брайаном попробуют использовать донорскую яйцеклетку? Суррогат?
– Думаю, это не худшая идея, – Элли подала ему стакан. – Сейчас к такой практике прибегают часто.
– Но ребенок никогда не узнает, кто его настоящая мать.
– Его настоящая мать та, кто будет менять ему пеленки и читать книжки.
Он пригубил джин с тоником. Ужасно. Нужно добавить тоника.
– Ты понимаешь, о чем я, Элли, я о биологии. Разве не будет ребенок, а потом взрослый человек всю свою жизнь мучиться вопросом: кто его мать?
– Это зависит от того, насколько он будет счастлив.
Элли понесла лед на кухню, он пошел за ней.
– Я смотрю на ситуацию иначе, – сказала она. – У ребенка будет биологический отец и прекрасная приемная мать Джулия.
– Я знаю, но, возможно, неясно выражаюсь.
Он отвлекся от разговора, вспомнив, что завтра его ждут в клинике. Ему дадут колбу, или пузырек, или бутылку из-под кока-колы, в общем, то, что используется в современных медицинских дрочильнях для эякуляции.
– А как тебе такой вариант, – продолжил Чарли, – женщины заводят детей без мужа. Иные из них прибегают к донорской сперме. В результате дети не знают, кто их отцы.
– И это нормально, – сказала Элли рассеянно.
– Как так?
– Если женщина решилась на такое, значит, она очень хочет ребенка.
– Но что…
– Конечно, гораздо труднее вырастить ребенка одной, но некоторых женщин это не останавливает. Они полностью отдают свою любовь ребенку, на мужчину в данном случае не тратится ни время, ни внимание. – Она выглянула в кухонное окно, выходящее в Центральный парк. – Я вырастила обоих детей в твое отсутствие и была абсолютно счастлива. Беспокоилась только о тебе.