«Совет», – продолжила Кристина воспоминания, приводя себя в порядок – она мылась, брила подмышки и ноги. Потом немножко подровняла волосы на лобке и внимательно стала разглядывать в зеркале лицо на предмет морщинок, прыщиков, родинок, пигментных пятен и бородавок. Все выглядело неплохо. У меня ведь был идеальный нос, подумала она. Глаза, гусиные лапки, шея. Несомненно, одним из преимуществ пребывания в тюрьме было то, что там не проводишь много времени на солнце. И не торчишь часами на теннисном корте в Бричхэмптоне. Получить там солнечный ожог можно было, пожалуй, только подстригая летом газон. Она сжала кулак и осмотрела свои бицепсы. Вполне! Конечно, не то, что раньше, когда в старших классах она плавала по две мили в день, но приемлемо. Достаточно, чтобы оттолкнуть какого-нибудь парня или, наоборот, прижать.
Куда же пойти? До тюрьмы она часто бывала на Сент-Марк-плейс, всего в несколько кварталах отсюда, где собираются разные странные личности: панки, бездомные, фанаты пирсинга, несостоявшиеся модели, музыканты. Здесь, в освещенных разноцветным неоном подвальных клубах, встречались подростки из Нью-Джерси. Теперь все это уже не для нее: девушка, которая позволяет мужчинам делать ей кунилингус в баре, нежный наркоман с щеночком под рубашкой, демонстрирующий дрянные татуировки…
Надев все то же черное платье, проведя помадой по губам и поправив прическу, она, стуча каблуками, сбежала по лестнице и выскочила на улицу. В сумерки, в толпу. Вечер был теплым. Казалось, каждый куда-то спешит. Новые фильмы и шоу, рестораны, бары, кафе и бистро – жизнь кипела в этом городе. Кристина радостно проскользнула в кафе на углу Тринадцатой улицы и Шестой авеню. Усевшись за стойку бара, она прихлебывала из бокала «Мерло». Сидевшие по соседству женщины без спутников притворялись, что заняты беседой друг с другом. Как трудно приходится женщине, подумала Кристина, глядя на них. Нужно всегда защищать не только свое тело, но и представление о себе самой.
Рик думал, что знает ее. Но в действительности не знал, поэтому никогда бы не поверил, что она предпочла тюрьму его обществу. Кристина допила второй бокал вина и уже собиралась уходить, чтобы пройтись по Шестой авеню, когда к ней подсел видный молодой мужчина.
– Давид, – он протянул руку. – Я подумал, отчего бы мне не присесть.
– Действительно, отчего бы, – согласилась она.
– Вы не возражаете?
От него хорошо пахло.
– Нет.
– Видите ли, я как бы…
Ей понравился его галстук.
– Застенчивый?
– Да. Впрочем, нет, – он нахмурился с комичной серьезностью. – Я через все это проходил много раз, поэтому скажу напрямую. Я врач, довольно успешный, должен признаться, мне тридцать восемь, и я открыт для отношений. Я ищу женщину и готов жениться. Мое финансовое положение очень хорошее.
– Приятно слышать, – сказала Кристина, закуривая.
– Я понимаю, что для вас все это очень неожиданно. – Он окинул ресторан взволнованным взглядом, затем снова посмотрел на нее. – Но поверьте, мне хочется иметь свою семью. Вы восхитительная женщина.
Он какой-то странный, решила Кристина.
– Вы ведь обо мне совершенно ничего не знаете.
– И знаю, и не знаю. – Он улыбнулся с напускной важностью. – Я способен многое рассказать о совершенно незнакомом человеке.
– Что же?
– Например, мы очень хорошо уживемся.
– Почему? – Она заказала еще один бокал вина и обратила внимание, что сидевшие в баре женщины уставились на нее.
– У нас будут дети, у меня большой талант к общению.
– Я еще не готова выйти замуж, совершенно не готова.
Он рассматривал узор своего галстука.
– Не готовы?
– Нет.
– Так чего же вы тогда хотите?
– Эй, я просто сижу здесь и пью вино и вовсе не просила задавать мне дурацкие вопросы.
Он растерянно заморгал.
– Думаю, что мы будем сексуально совместимы.
Она засмеялась и смекнула, что уже немножко пьяна.
– Вы и это знаете?
– Да, мне кажется, я знаю, – ответил он охотно, губы у него были неестественно влажными. – Думаю, вы с пониманием отнесетесь к… моему… у меня есть небольшой дефект, не физический, не беспокойтесь, – скорее это вопрос эстетики. – Он замолк, ожидая просьбы объяснить все яснее.
– Давид, – сказала Кристина.
– Да, – ответил он с внезапной надеждой.
– Вы мне рассказали о своей профессии и финансовом положении, практически предложили супружество, допустили, что мы будем совместимы, и намекнули на какую-то вашу сексуальную проблему. Правильно?
– Да, я полагаю…
– Но, Давид, вы кое о чем забыли.
– О чем?
– Вы забыли спросить мое имя.
– О.
– Вам лучше уйти, – сказала Кристина. Он взглянул на нее изучающе.
– Да. Да. Извините меня, – он протянул руку, – Пожалуйста, примите мои извинения.
Она фальшиво улыбнулась.
– Пока.
Он соскользнул с табурета и направился к другой женщине. Наверное, собирается сказать все слово в слово.
Я не возмущена, подумала она, потому что почти пьяна.
– Вы не возражаете? – Мужчина в черной толстовке плюхнулся на табурет рядом с ней.
– Не возражаю, – ответила она, помахивая сигаретой.
Он был высоким и слишком худым, голова совсем недавно побрита, то ли лысый, то ли хотел своей «прической» что-то сказать. Большие хромированные часы с тремя циферблатами на запястье, судя по ее опыту, – скверный знак. Мужчины с большими часами, как правило, быстро отваливали. Так что держи ухо востро, Кристина. Она попыталась вспомнить, какие часы носил Рик, – и не могла. Однако легко представила часы своего отца, дешевенькие «Таймекс», ободранные, с въевшимся в царапины мазутом. Честные часы честного человека. Как бы ей хотелось, чтобы он был жив, коснуться его лица. Я бы все отдала за это, подумала Кристина. Отец позволял ей водить «мустанг», когда ей было всего шестнадцать. Он знал, что она выедет на шоссе и разгонится до ста десяти миль. Машина начнет реветь и вибрировать, скорость будет входить в нее, излечивая от сумасшествия. К сожалению, до конца она так и не излечилась, но всякий раз после такой езды чувствовала себя лучше. Снижала скорость до восьмидесяти, семидесяти, шестидесяти. Он доверял ей машину и доверял ей самой. Единственный человек, кто ей доверял. Если не считать профессора истории религий в Колумбийском университете. Но тот в основном слушал. После первой дюжины их опытов в постели профессор спросил, откуда у нее, девятнадцатилетней, такая сноровка. Но она вовсе не была опытной. Если бы он выразился точнее, если бы спросил, в кого она такая чувственная, тогда бы она ответила, что такой уродилась. Однажды профессор вошел в свой кабинет и стал безмолвно смотреть в окно, выходящее на Риверсайд-драйв.
– Знаешь ли, – сказал он, – я вовсе этого не хочу, но нам надо остановиться.
– Почему?
– Я совершил ошибку, – признался он.
– Какую?
– Я думал, что смогу справиться с собой, не получается.
Она заплакала.
– Из-за тебя я схожу с ума. Ты медленно сводишь меня с ума.
– Каким образом?
Он задумался на мгновенье.
– Ты ненасытна.
– Я?
– Да.
– Я ненасытна?
Он кивнул.
– Откуда ты знаешь?
– Поверь мне, – сказал он, – я знаю.
– Но я счастлива с тобой. Ты веришь?
– Временно, только временно, – ответил он.
– Но я люблю тебя.
– Нет, я так не думаю, – возразил он. – В тебе есть что-то жесткое, Кристина. В глубине души ты знаешь, что способна меня располосовать.
Он был прав.
– Что-то с тобой случилось, – сказал он. – Ты мне ничего не рассказывала, и я ничего не хочу знать. Но это тебя и сломало, и сделало очень сильной. Я повидал немало женщин и думал, что смогу справиться с ситуацией, потому что на двадцать лет тебя старше. Но ошибся. Я хочу закончить нашу связь, пока в состоянии.
Лысый мужчина вытащил пачку сигарет и предложил Кристине закурить. Спектакль начинается, подумала она, взяв сигарету.
– Они французские, – пояснил он.
Она кивнула, голова ее слегка кружилась.
– Значит, ты не француз?
– Почему нет?
– Французы курят американские сигареты, – сказала она и бросила взгляд в сторону. Напротив нее две женщины листали альбом с фотографиями свадебных тортов.