– Она сказала мне зачеркнуть его.
Тони и Моррис молча посмотрели друг на друга. Потом Моррис с отвращением покачал головой.
– Ну и хитрющая же эта девка.
Теперь меня можно пускать в расход, осознал Чарли. Они могут прикончить меня прямо сейчас и ничего от этого не потеряют.
– При всем моем уважении, Тони, – сказал Моррис, – но твой запасной вариант не сработает, если она не позвонит по номеру, который ты ей дал.
– Она позвонит, – сказал Тони, – если хочет, чтобы ее мать была…
– Обожди, – сказал Моррис.
– Что такое? – спросил Тони.
– А ведь он помнит этот чертов номер, – сказал Моррис, входя в раж. Он указал на Чарли. – Только посмотри на него!
Он не помнил номера – ни за что на свете не вспомнил бы. Но если притвориться, что хитрит с ними, тогда они будут его пытать. То есть поддерживать жизнь. Может быть, он еще выберется из ловушки и доберется до Элли, чтобы поцеловать ее.
– Он знает номер! – заорал Моррис, губы у него были мокрыми. – Я вижу по его глазам!
– Он ее оберегает, – сказал Томми.
– Не делай этого, – предупредил Моррис.
– А почему бы и нет? – удивился Чарли.
– Так это твой ответ? – завопил Моррис. – Все, что ты можешь сказать?
Чарли сделал глубокий вдох. Что они могут с ним сделать за несколько часов? Он продержался три месяца в плену у северных вьетнамцев.
– Так ты нам скажешь? – Нет.
Моррис, не веря своим ушам, посмотрел на остальных, словно беря их в свидетели того, что его оскорбили, а затем перевел взгляд на Чарли.
– Ты понимаешь, что я обнажил твой спинной нерв?
– Я это понимаю, – ответил Чарли. – Я понимаю всю ситуацию.
Тони медленно поднялся со стула и сделал шаг вперед. Взгляд его был озабоченным.
– Сообщите нам телефонный номер, мистер Равич. Вы знаете, так будет лучше.
– Не могу, – сказал Чарли.
– То есть нам придется вырывать его из вас силой?
Каждая минута, пока я жив, подумал Чарли, дает мне шанс на следующую. Он повернул голову, насколько мог, и посмотрел Моррису в глаза. Во взгляде его была ненависть.
– Именно это я имею в виду, да. Моррис холодно кивнул.
– Тогда начинаем представление, – сказал он. Он выдернул иглу из спины. Чарли ничего не почувствовал. Все молчали. Моррис взглянул на часы – скоро вы взвоете белугой, мистер Чарли.
Спина превращалась в раскаляющуюся жаровню. От обжигающей боли Чарли извивался и вопил, словно раненое животное.
Они прижали его к столу, Моррис вынул плоскогубцы из ящика с инструментами. Он что-то выдрал у Чарли из позвоночника. От боли начались галлюцинации – ледяные червяки закопошились в одной из ног, анус начал сокращаться.
– Господи! – взвыл он. – Господи, помоги! Кто-то схватил его за руку. Он открыл глаза.
Моррис, улыбаясь чему-то, вложил в дрожащую ладонь Чарли окровавленный болт.
– У тебя начиналась костная атрофия, – объяснил он. – Вот болт и расшатался.
– О, пожалуйста, – прохрипел Чарли, – дайте только позвонить жене. – Он выпустил болт и распростерся на столе, боль пронзала его насквозь. – Только дайте мне телефон… и позвольте мне… – Но боль накатила снова. Он попытался нырнуть в себя. Я сумею продержаться, подумал он, знаю, что сумею. Он заметил, как Моррис рассматривает стальной кровоостанавливающий зажим. Я сильнее их, Элли, не беспокойся. Я и не с такими могу совладать. Его спина задергалась в конвульсиях, будто нервы и мускулы оказались в полном замешательстве, перед глазами поплыли красные огни. Они не смогут убить меня, милая, я обещаю. Он собирался держаться. Не терять сознания. Все будет в порядке, Элли! Скажи об этом Джулии. Скажи Бену.
«Бруклин-Квинс Экспрессвэй» Бруклин
Если бы он был трусом, то вернулся бы в Ориент-Пойнт, руля и переключая передачи правой рукой, пользуясь правой полосой. Не так уж это и трудно. А там, подпрыгивая на кочках, покатил бы себе мимо ферм и лотков, с которых продают тыквы, мимо кафе, бензоколонок и общественных пляжей до затерянного проселка, где его хижина. Он вылезет из грузовика и одной рукой терпеливо перережет дубок, которым перегородил дорогу перед своим отъездом. Потом припаркует грузовик у самого дома. Осмотрит помидоры, кукурузу. Глянет на лиловую жимолость, что растет вдоль ближней стороны амбара. Как же хорошо! Трава высокая и мокрая. Он найдет ключ под устричной раковиной, займется домашними делами, а когда проголодается, отправится в харчевню, рядом с которой стоит школьный автобус, набитый дровами. Войдет, трус трусом, присядет, и, конечно, все уставятся на его культю и спросят, что случилось (а может, не спросят). В общем, ему на все наплевать. Просто дайте мне цыпленка, пожалуйста. Через пару дней любопытство поутихнет. Он будет сидеть у окна хижины и смотреть, как над океаном зарождается новый день, уступая место ночи. Но придет момент, и, как свойственно всем трусам, он спросит себя: «Почему ты не довел дело до конца? Не по зубам?…»
Он решил вернуться в город из-за Кристины. Кажется, за ней тянется большой долг Тони. Что за долг – понятия не имел, но это и не важно. Главное – поговорить с ней и помочь. Разве его вина, что ему отрезали эту проклятую руку и изуродовали ногу, еще он потерял зуб. Можно, конечно, умыть руки – сделал, мол, храбрую попытку, чтобы подставить плечо Кристине после отсидки, вот и поплатился сполна. К сожалению, ничего не получилось. Потерял свои деньги. Да, для утешения слова находились, но они скрывали ложь и пустоту.
Было семь утра, он осмотрел свой обрубок, пока сестра меняла повязку. Врачи пришили к открытой ране кожу, срезанную с его зада.
– Заживает хорошо, – сказала сестра.
– А когда снимут швы? – спросил Рик, щека все еще болела.
– Через две недели. Не раньше. Вам также наложили множество рассасывающихся швов.
– Значит, больше никаких проблем с этим не будет, правильно?
– Сейчас делают новые протезы, которые управляются нервными импульсами из культи, – сказала она. – Конечно, понадобится физиотерапия, чтобы…
– Да нет, я не о том, – перебил Рик. – Я просто хотел узнать, готов ли я к выписке.
– Ткани восстанавливаются довольно быстро, – объяснила она. – Но не нервы. – Она сняла повязку, целиком закрывавшую его левую ступню, и осмотрела небольшие темные струпья, образовавшиеся в тех местах, где прошла дрель. Ткань вокруг ран оставалась опухшей и болезненной, но инфекции не было. Лодыжка и ступня потребуют костной хирургии, конечно. Врачи и сестры спрашивали его, как он получил увечья: «Может быть, позвонить в полицию?» – «Нет», – сказал он.
Когда сестра ушла, правой рукой он дотянулся до стола, стоявшего рядом с кроватью, открыл ящик и вытащил Библию. Она была довольно увесистой. Он ударил Библией по культе пару раз, чтобы проверить, насколько та чувствительна. Не так уж и больно. Ударил посильней, под разным углом. Больно, конечно, но кровь не пошла.
К десяти часам он выписался из госпиталя и добрался до своего грузовика. Увидел, что они постарались: разодрали сиденье и разворотили бардачок в поисках даров от Пасхального зайца и Щелкунчика Джека. Деньги и дорожные чеки, разумеется, исчезли. Он вставил ключ зажигания, может, еще и мотор поломали. Однако тот завелся с пол-оборота.
Рик поехал в «Мейсис», где мать, бывало, покупала ему обновы каждую осень перед школой. На кредитную карту брата – «Американ экспресс» – купил туфли, носки, нижнее белье, костюм, рубашку и к нему галстук Переоделся в примерочной. Помогавшая ему продавщица была очень мила, таращила глаза на его бинты, но ни о чем не спрашивала. Одетый во все новое, он, осторожно ступая, прошел вверх по Бродвею, минуя покупателей из Нью-Джерси и чернокожих парней из Гарлема, искавших приключений. Мне нужны деньги, подумал он. Он вошел в магазин бытовой электроники, которым заправляли иранцы. Заметив на парне дорогую одежду, они тут же стали его называть «мой друг». Рик сказал, что его отец только что вышел на пенсию и ему хочется сделать серьезный подарок, что-нибудь долговечное.
– А сколько ты собираешься истратить? – спросил продавец.
Рик ответил, что цена его не интересует, нужно самое лучшее. Только самое лучшее для моего отца. Сперва ему предложили телевизор с широким экраном за три тысячи долларов, но он объявил, что хочет только самое лучшее, и продавец сказал: