Метцгер и Ланш помахали ему в ответ.
— Отлично, — бросил фон Доденбург. — Итак, всем на землю!
Все новобранцы разом упали на клочковатую траву грязного желтоватого оттенка. Куно поспешил проверить, насколько плотно ребята прижались к земле. Все было в порядке — те буквально распластались на ней, ни одна голова не поднималась выше незримой роковой линии. Полностью удовлетворенный, он прорычал:
— А теперь — ползите!
В ту же секунду оба унтер-фюрера принялись строчить из своих пулеметов. Зловещий веер красных и желтых трассирующих пуль засвистел над головами новобранцев, ползущих прямо сквозь пыльную траву по направлению к высоте. Фон Доденбург испустил вздох облегчения. Пока все шло гладко. До цели осталось двести метров, через некоторое время — всего сто. Еще чуть-чуть — и бойцы окажутся в «мертвой зоне», куда не достают пули. А там, как их учили, они встанут в полный рост — так, что кончики их штыков зловеще засверкают в ярком июльском солнце, — и помчатся на штурм высоты, пугая британцев холодным блеском стали, которого те, как известно, до ужаса боятся.
До спасительной «мертвой зоны» осталось всего 50 метров. Отчаянно ползущие вверх ССманны уже почти достигли цели. И вдруг один из молодых бойцов, неправильно рассчитав свое местоположение, раньше времени вскочил на ноги — с хриплым яростным криком, сжимая винтовку в своих грязных руках, чтобы имитировать атаку на занятую британскими коммандос высоту. Это стало последним движением, которое он сделал в своей жизни. Ни гауптшарфюрер Метцгер, ни обершарфюрер Ланш ни на мгновение не заколебались. И незадачливый новобранец попал точно в центр их перекрестного огня. Пули остановили его на бегу и заставили отчаянно вскрикнуть перед тем, как он рухнул на землю, изрешеченный ими.
— Чертов молокосос, — бросил Метцгер, подойдя к трупу и сплюнув ему под ноги.
Глава пятая
По мере того как подходило к концу лето 1942 года, первая рота постепенно превращалась в подразделение хладнокровных профессиональных убийц, которые и требовались Гиммлеру, чтобы образовать костяк его новой дивизии.
Все дни бойцов были заполнены бесконечными тренировками и учениями под палящим солнцем и на пронзительном морском ветру под командные окрики унтер-фюреров и офицеров. Это были дни нескончаемого напряжения и усталости, когда эсэсовцы уже лишь едва хватали широко раскрытым ртом воздух, когда их мышцы сводило судорогой от напряжения; учения прерывались лишь торопливым приемом неаппетитной пищи — тушенки, которую, согласно мрачному поверью, изготовляли из мяса пенсионеров-покойников.
Ночь при этом практически не отличалась для бойцов ото дня: гауптшарфюрер Метцгер и подчиненные ему унтер-фюреры редко позволяли им проспать больше двух часов подряд. Ночью они часто швыряли в открытые окна их казарм барачного типа шумовые гранаты, которые взрывались на полу под трехъярусными кроватями новобранцев, заставляя их в панике просыпаться. А треск пулеметных очередей, разрывавший тишину французской ночи, обычно означал, что гаупт-садист Метцгер и его подручные придумали какой-то новый способ потерзать и так уже безумно измученные тела новобранцев.
— Внимание! Кончай дрочить — давай служить! — любили оглушающе прокричать среди ночи унтер-фюреры, колотя в двери казармы деревянными дубинками. — Вылезайте из своих теплых постелек и снимайте шелковые ночные рубашечки!
Все еще полусонные, молодые бойцы вскакивали с коек и, сорвав с себя майки, вытягивались во фрунт перед медленно прохаживающимися по казарме унтер-фюрерами. Презрительно кривя губы, те медленно обходили выстроившуюся шеренгу новобранцев, периодически рявкая: «Втянуть эти безобразные животы!», или «Убрать яйца, чтобы не болтались перед глазами!», — и делая оскорбительные замечания по поводу недостатка мужественности у некоторых новобранцев. Затем они командовали: «Переодевайтесь в маскарадные костюмы — мы собираемся на танцы, ребятишечки! Мигом!»
«Переодевание в маскарадные костюмы» означало, что бойцы были обязаны быстро натянуть на себя полевую форму со всей амуницией, а затем сбросить ее и переодеться в выходную парадную форму, включая кортик эсэсовца и фуражку. После этого они должны были сбросить с себя не только эту форму, но и все нижнее белье, и, совершенно голые, начать «танцевать» — прыгать вдоль центрального прохода барака, в то время как унтер-фюреры старались больно хлопнуть по их обнаженным ягодицам своими тростями и орали при этом во всю мощь своих пропитых и прокуренных глоток: «Давайте-ка, изнеженные ублюдки, учитесь извлекать уроки, когда вас бьют по заднице! Потому что, если вы не захотите этому учиться, то мы тут же достанем вазелин, и… Давайте, шевелитесь!» И мучители заливались хриплым хохотом.