Сегодня многие знают Амаль Меретук, уроженку кавказских предгорий. Меня называют цыганкой. Меня называют черкешенкой. Но я русская! Я взрослела в брезентовой кибитке, среди совсем не породистых, но трудолюбивых циркачей. Там я, горянка, черкешенка-сирота, постепенно обретала ту самую русскость, свойственную и армейскому служильцу, спасшему меня из зачумлённого аула, и моей цирковой семье. А теперь Амаль Меретук расскажет вам, как это было…
Я не помню своего имени. И имени того, кто меня спас из заражённого чумой села. Помять детства почти умерла во мне, убитая страхом в часы моего одиночества в зачумленном ауле. Помню ужасный смрад и воющий в стропилах под кровлей нашей родовой башни ветер. Я одна в окружении моих умерших родичей в месте моего страшного заточения, из которого не решаюсь выбраться. Помню первое явление моего сатанёныша — маленького и пакостливого на вид существа, пытавшегося подать мне утешение в страшные часы моего одиночеств. "За тобой придут. Не плачь, — так говорил он. — Не плачь. Береги силы. Они понадобятся тебе для долгого путешествия". Сатанёныш открывал дверь родовой башни — или то случайный сквозняк хлопал дощатой дверью? — в открывшийся проём врывался солёный ветер, и я видела поросшие густым лесом берега, кипарисы и пальмы на склонах пологих гор и себя на борту парусного судна, рассекающего носом морскую рябь. Дверь захлопывалась. Видение прекращалось. Я снова оставалась наедине с отчаянием. Минуты текли. Молчаливое ожидание скорой смерти превращалось в громкий и отчаянный призыв. Дверь снова распахивалась, и я видела бескрайнее поле, упирающееся в изогнутый коромыслом горизонт и рассекающую его на две части дорогу. Я слышала однообразные, усыпляющие удары лошадиных копыт и звяканье конской сбруи. Запах конского пота мешался с ароматами разнотравья. Я видела себя, сидящую на облучке с вожжами в правой руке и с толстой книгой на коленях. Картины моего будущего больше походили на видения горячечного бреда, но я почему-то верила им и так спасалась от отчаяния. Текли страшные часы. Труп моей старшей сестры — она умерла последней — успел окоченеть. Слёзы на моих щеках превратились в лоскуты засохшей солоноватой коросты. Тогда сатанёныш в очередной раз приоткрыл дощатую и щелястую дверь моей последней темницы. Прямо возле неё стоял высокий не старый ещё худой человек в картузе с вещмешком за спиной и скаткой через плечо. На его нездешнем лице застыло настороженное выражение. Так сказочное будущее слилось со страшным настоящим — русский солдат, закончивший свою двадцатипятилетнюю службу и направлявшийся на родину, в одну из губерний русского севера, нашёл меня живую среди мертвецов, пожалел и забрал с собой. В тот же день мой сатанёныш простился со мной, пообещав непременно в своё время вернуться.
Спасённая им, я на некоторое время сделалась его собственностью. Так я думала первое время, пока обычаи и умонастроение уроженки горных аулов ещё не вывелись из меня. Первое время я назвала его Хозяином или Спасителем. Потом в душе моей и памяти осталось только имя Хозяин, потому что Спасителем для меня стала совсем иная сущность.
Мы путешествовали вдоль берега Чёрного моря на каботажных судах. Араклы, Чаели, Хопа, Батум, Кабулети, Сухум, Гагра — мы побывали в каждом порту от Трабзона до Новороссийска и далее до самого Севастополя. Мой хозяин водил дружбу с самыми разными людьми, профессий которых я по малолетству не понимала. Матрос, боцман, контрабандист, половой в кабаке, сиделец в скобяной лавке, нищий, учитель в гимназии, околоточный надзиратель — всё это знакомые моего Хозяина. Некоторые из них запомнились мне своей солдатской суровостью, подкреплённой следами тяжёлых ран. Встречались среди них и покалеченные, как однорукий преподаватель гимназии в Анапе или безногий нищий, просящий подаяние у храма в Пицунде. Я слушала и узнавала, и запоминала имена деятелей русской истории: Александра Суворова, Екатерины Великой, её неудачливого сына Павла и её царственных внуков, Иосифа Гурко, Михаила Скобелева, графа Лорис-Меликова — героя боёв за крепость Бая-зет. Я запоминала названия невиданных мною местностей и городов: Константинополь, София, Шипка, Австро-Венгрия, Босния и Герцеговина, Турецкая Армения и её Арарат. Прислушиваясь к голосам старых вояк, таких же отставных служильцев, как мой Хозяин, я стала хорошо понимать русский язык. Рассказы о крепости Эрзерум и множестве её фортов с мудрёными тюркскими названиями особенно запомнились мне.
Я помню богато накрытые столы с непременными и так полюбившимися мне пирожными. Помню и ночёвки на морском берегу, когда яркий огонь костра видно за версту, а варево в котелке пахнет лавром и гвоздикой. А сколько я перевидала морских закатов! А сколько я переслушала сказов и небылиц о большой войне, которую вела Россия на турецкой земле за братьев-христиан, за честь и высокую судьбу России.