Но об этом уединенном жилище рассказывались такие вещи, что всякий прохожий или колонист боязливо спешил пройти мимо него. Страх, который испытывали как бледнолицые, так и краснокожие любители чужой собственности при виде этого домика, охранял владельца его гораздо лучше, чем целый гарнизон.
На самом же деле, все эти слухи основывались только на россказнях досужих болтунов. Никто не знал ничего точно и в доказательство своих слов не мог привести ни одного факта. Кроме того, сама легенда, послужившая первой причиной мрачных слухов про этот уголок земли, была окружена такой таинственностью и притом она создалась так давно, что даже самый старший из колонистов и тот едва ли знал эту историю во всех подробностях. Когда спрашивали об этом, то в ответ обыкновенно только покачивали головой. Если же к тому, кто мог что-нибудь рассказать, начинали сильно приставать, в результате удавалось, и то с трудом, вытянуть несколько слов в ответ, которыми и должны были удовольствоваться любопытные.
Но все такие неудовлетворительные ответы только еще более затемняли таинственное и ужасное прошлое этого домика.
За несколько недель до описанных нами в предыдущих главах событий, в субботу, между семью и восемью часами утра, массивная дверь хижины отворилась и из нее вышел человек, лет около пятидесяти, и сейчас же притворил дверь за собою. На нем была широкая серая куртка до колен, стянутая у талии разноцветным поясом, на котором висел длинный нож, носивший в средние века название бычачьего языка, два пистолета, пороховница и мешочек с пулями. Митасы или панталоны из лосиной кожи, постепенно суживаясь книзу, шли до самых мокасин. Меховая шапка покрывала его голову.
Этот живописный и простой наряд до сих пор еще во всеобщем употреблении у канадцев французского происхождения.
Этот высокий, хорошо сложенный человек, по-видимому, был одарен очень большой мускульной силой. Его правильное лицо дышало благородной энергией и отвагой. Несмотря на преклонные годы, его темно-синие глаза не утратили ни прежнего блеска, ни прежней живости. Белокурые с проседью волосы, выбиваясь из-под шапки и в беспорядке рассыпаясь по могучим плечам, придавали его лицу не только строгое, но даже до известной степени свирепое выражение.
Несмотря на это, более тонкий наблюдатель подметил бы скорее следы печали, чем злобы, на лице этого человека, который был владельцем хижины.
В руке он держал буконьерское ружье. Кожаная охотничья сумка, висевшая через плечо, дополняла его костюм.
Бросив взгляд кругом, как бы желая убедиться, что все в порядке на его поляне, он взял ружье в левую руку, перекрестился и быстрыми шагами направился в лес. Вскоре шум его шагов замер в отдалении.
Но только что успел скрыться этот человек, как дверь хижины снова отворилась. В образовавшееся отверстие выглянула чья-то любопытная и беспокойная головка. Головка эта принадлежала очаровательной белокурой девушке шестнадцати лет. Так простояла она минуты три, внимательно прислушиваясь, как робкая серна, к малейшему шуму, доносившемуся извне. Затем, убедившись, что кроме нее на поляне никого нет, молодая девушка широко растворила дверь и бросилась вперед, как Дикая коза от преследующего ее охотника.
Нельзя представить себе ничего очаровательнее этой молодой девушки. Креолка с головы до ног, она привлекала к себе внимание с первого взгляда. Высокого роста, стройная, она казалась вся проникнутой невыразимой грацией. Утренний ветерок развевал ее белокурые, цвета спелого колоса волосы, и они, рассыпавшись, образовали вокруг ее головки блестящий ореол. Маленький кокетливый ротик полураскрылся, обнаружив белые жемчужные зубки, и серебристый, беззаботный смех срывался с ее губок. Голубые, цвета лазури, и в то же время пламенные глаза смотрели мечтательно; а маленькие ручки и такие же ножки дополняли ее пленительный образ. Словом, это было само очарование.
Юбка из толстого темного сукна, отороченная красным, на четверть не доходила до полу; обшитый галуном корсаж, белый воротничок, розовые, туго натянутые чулки с золотыми стрелками и, наконец, мокасины, вышитые разноцветной шерстью вперемежку со стеклянными бусами, и едва доходившие до щиколотки, — вот и все, что можно сказать о костюме юной красавицы.
Странное соединение дикой прелести и капризной отваги.
Выйдя из дому, она приостановилась на минуту, внимательно прислушиваясь, наклонив корпус вперед и вытянув шею. Казалось, что она прислушивается к дуновению ветерка, шуму листьев и щебетанью птиц. Наконец, она, видимо, узнала то, что ей хотелось узнать. Быстро выпрямившись, она радостно захлопала в ладоши и с выразительной улыбкой прошептала:
— Наконец-то!
Сказав это, белокурая молодая девушка возвратилась в домик. Здесь она надела плащ из толстого сукна, похожий на непромокаемые плащи моряков, затем сняла с колпака над очагом легкое элегантное ружье с насечкой, — несомненно дамское ружье. Опустив шомпол в дуло и убедившись, что ружье заряжено, молодая девушка перекинула его на перевязи за плечо с беззаботностью и решительным видом девушки, которая, живя за границей населенных земель, привыкла охранять себя сама.