– Нет, мне не нужны твои жалкие ресурсы, – рассмеялся Шарух и отмахнулся от моего предложения, как миллионер отмахивается от случайно рассыпанной перед ним мелочи. – Оружие, лучше всего нейтронные пушки.
– О, я даже бластеры еще не открыл, – пришлось сделать удивленные глаза.
Шарух клюнул и кивнул. Еще бы, я был лишь жалким первым сержантом – звание получил еще утром – и теоретически именно с этого ранга открывался доступ как к самому оружию дальнего поражения, так и к самим бойцам. Знать Гризли, что я сразу же после повышения изучил Стрелковое оружие, Производство бластеров и повысил Предводительство, открывающее сам боевой юнит, незачем. Теперь я мог управлять отрядом численностью в двадцать человек и, теоретически, создавать Стрелков. Вот только мастерская достроится…
– Я понимаю, сам был нубом, – довольно хрюкнул Шарух. – Просто сказал так, на будущее. Всякое может случиться. Поэтому я и стараюсь защитить жителей кантона, а они мне помогают, чем могут.
Ага, благодетель. Только почему-то все остальные не в восторге от твоего правления. Ладно, придурковато улыбаемся и делаем вид, что со всем согласны.
– Без проблем, как только открою нейтронные пушки, так сразу тебе пришлю.
А вместе с ними еще человек четыреста гвардейцев и стрелков под стены твоего форта.
– Вот и договорились. До связи.
И отключился. Я побарабанил пальцами по панели. Когда я стал таким хитрым засранцем? Ведь не было такого раньше. Жил как мог. Да, пусть ребята одного со мной выпуска из учебки дослужились до летех и капитанов, массируя нежным языком чужие задницы, зато я всегда оставался собой. Честным, по-своему справедливым, добряком Андрюхой Ревякиным, с которым можно выпить и поболтать по душам. Когда же я вдруг поменялся?
Пустая комната с зеркальными стенами давит на мозг. Где-то я читал, что допросная Зиммера (думаю, теперь умерший профессор переворачивается в гробу со скоростью мощной турбины, ведь заключенные вспоминают его чаще, чем родственники) безотказный способ расколоть любой крепкий орешек. Признаюсь, что-то в этом было. Я тут всего пару часов, а нервишки начали пошаливать.
Хотя пару ли? Время здесь понятие довольно условное. Комната изолирована от всего мира, ни звуков, ни запахов. Если затаить дыхание, то я даже слышу, как стучит сердце и шумит кровь в голове. Пошевелиться нет возможности, мое тело сковано силовым полем в позиции человека, страдающего расстройством желудка. Через отражение стены я вижу, что сижу на таком же зеркальном кубе.
В какой-то момент все меняется. Свет постепенно затухает, лишь мое сиденье тускло подсвечивается изнутри. Впереди расступается стена и появляется человек, каждый его шаг озаряется снизу, открывая взору крепкую фигуру, суровые складки на немолодом лице и жесткие, со стальным отблеском глаза.
Он садится передо мной на такой же вдруг появившийся из ниоткуда куб. Жует крепкими желтоватыми зубами нижнюю губу и, поколебавшись, громко и властно требует:
– Отключить силовое поле!
– Господин Управитель, – голос сверху наоборот отличается неуверенностью, – обвиняемый может напасть.
– Отключить!
От внезапного освобождения я теряю равновесие и чуть не падаю вперед. Но гость ловит меня.
– Раньше ты был поменьше, Андрей.
– Синтетические полуфабрикаты, будь они неладны, – улыбаюсь я. – Спасибо, что пришел, дядя Игорь.
– Я не мог не прийти.
Мы смотрим друг на друга молча, боясь сказать что-нибудь лишнее. Дядя Игорь был лучшим и, наверное, единственным другом отца. По крайней мере, о других я не знал. Раньше Управитель третьего порядка шоу-игры «Фортификация» был частым гостем у нас. Пока не умер отец…
– Я читал твое дело. – Возвращает он меня в исходное положение. – Попробую, конечно, что-нибудь сделать…
– Не надо, тут уже все ясно. Здесь мне не поможешь.
– Но ты попросил меня срочно приехать… Не из сентиментальности же.
– Я очень рад тебя видеть, но нет. Единственный мой шанс на спасение – «Фортификация».
– Андрей, ты же знаешь условия, – покачал головой дядя Игорь. – Люди, ранее не судимые, могут заключить договор на три года. Осужденные впервые, со сроком не более чем на восемь лет, могут заключить договор на десятку. Но ты… тебя хотят упечь на пожизненное.
– Я знаю, но ты забываешь еще об одном договоре.
Глаза Управителя расширились, а пальцы нервно затеребили лацкан пиджака.
– Нет, ты не понимаешь, о чем просишь. Программа «девиантного искупления пункт А» не оправдала себя, сейчас идут разговоры о ее закрытии. Хотят оставить лишь пункт В – первоходы, осужденные не более чем на восемь лет…