— Довольно! — Четко, морщась от гнева, произнес судья. — Вы воспользовались гостеприимством моего дома, проникли в него под видом благородного гостя, решили обокрасть меня, нанесли увечье моему сыну, а теперь еще клевещите на нас. Хватит! Вы заслужили достойное наказание!
— Но разве вы не служите справедливости? Почему вы не хотите выслушать меня? — Не унималась Миша. — Ведь вы знаете далеко не все! На самом деле…
— Молчи! — Вскричала Талида со слезами на глазах, вскакивая со своего места. — Миша, как ты могла?! Ведь я доверяла тебе… Я слышала как ты говорила с Джиной о том, что хочешь уехать в Амб. Тебе нужны были деньги, которые у твоей семьи никогда и не водились! Ты бы сбежала уже на следующий день! Все знают твое отношение к жизни… эту твою политику… тебе же ни до чего нет дела!.. Не нужно оправдываться теперь, ты могла хотя бы принять свою вину достойно человека, которого я когда-то называла своим… другом.
Михаэль перевела взгляд на подругу, которая, шмыгая носом, вновь упала на скамью, пряча лицо в ладонях. Здесь же находилась половина города, ее родители в том числе: мама тихо рыдала, уткнувшись в плечо отца, смотрел сурово и строго прямо перед собой, в пустоту. Все остальные с презрением и ненавистью исключительно на нее. Казалось, среди присутствующих нет ни одного лица, которое бы хоть немного осветилось сочувствием, если уж не верой в ее правоту.
Конечно, верховный судья здесь авторитет, в отличие от дочери фермера. Теперь ее родной город превратился в сборище ненавистников. И как ей жить дальше с осознанием того, что всю оставшуюся жизнь ее будет ненавидеть и презирать каждый человек, все те, кого она раньше называла соседями, друзьями? Боги, если так подумать, то эти люди — все что она видела в этой жизни, все что знала… Кристар был не просто ее домом, он был ее миром.
Потому, когда Михаэль вновь повернулась лицом к судье, в ее глазах не было той былой решимости сражаться за себя и свою честь до конца.
— Кто за то, чтобы признать ее виновной? — Прозвучал голос судьи, обращенный к присяжным. Девять человек, сидящие за отдельной трибуной, как один подняли правую руку. — Единогласно! Приговор, который получит обвиняемая… Кто предложит?
Хорошая тут система действует, ничего не скажешь. Сейчас, ее участь будут обсуждать, словно она была тем испорченным овощем, который надо было либо выбросить, либо положить в сарай подальше, чтоб не портил общего вида урожая.
— Ваша честь. — Прозвучал голос высокой дамы из присяжных. От этого обращения Миша невесело фыркнула. — Я предлагаю отрубить ей правую руку. Во-первых, это увечие сарозмерно тому, которое было нанесено давеча этой… девушкой. Во-вторых, рука именно за то, что она осмелилась ее поднять на представителя благородного дома Доу.
— Спасибо, Левра. Кто еще?
— Предлагаю десять лет в тюрьме Танд. — Раздался тяжелый мужской бас. Кто-то в зале сдавленно всхлипнул. «Мама» — догадалась Михаэль.
— Мистер Накдау, эта тюрьма для убийц и бродяг. — Напомнил Доу старший недовольным бормотанием. — Мы не можем ее туда поместить, потому что она имеет какой-никакой род.
— Штраф в размере двадцати тысяч греней. — Проговорил костлявый старичок, пощипывая свою редкую бороду.
— В таком случае ее можно сразу продавать в рабство. — Ответил на это судья. — Я же предлагаю другой выход. — Все обратились в слух, кажется, даже тишина застыла в ожидании. Миша же приняла почти скучающее выражение, хотя внутри уже молилась всем мыслимым богам. — Вчера, дамы и господа, когда я слегка оправился от потрясения… я решил рассудить здраво. Я всерьез задумался над причинами такого скверного поступка этой юной девушки. В самом деле, уважаемые, почему Михаэль Джелли совершила это вопиющее преступление? Может из недостатка денег? Нет, господа, все идет от воспитания! Из-за отвратительной дисциплины. — Послышалось одобрительное мычание. — Джелли нельзя оставлять в этом городе, потому что она нанесла оскорбление высшему дому, и с этим каждый согласиться. Она является опасной для общества. Для каждого. Разве вы захотите жить рядом с преступницей, держать рядом с ней своих детей? Михаэль Джелли не может остаться здесь, именно поэтому я предлагаю отправить ее в Амб.
— Но в Амб нет тюрьмы. — Недоуменно заявил один из присяжных.
— Я и не говорил о тюрьме, господин Травиц. — Спокойно ответил Доу. — Там находиться штаб армии императора Визириса.
— Вы предлагаете отправить ее в армию?! — Вскочил какой-то мужчина, а вместе с ним еще несколько человек. — Но ведь она женщина не из знатных, она же с фермы! Как вы можете отправить ее туда, где обучаются лишь леди лордов?
— Кто сказал, что она будет обучаться наравне со знатными леди? Она пойдет в пехоту, туда, где принимают всех без исключения, потому что это расходный материал.
— Но в пехоту не берут женщин.
— Да, — Согласился судья. — Не берут. Поэтому ее следует выдать за мужчину.
Мгновение тишины пропиталось негодованием и недоумением.
— Как это?
— Немыслимо…
— Такое, вообще, возможно…
— Абсурд…
— Тишина! — Проорал судья, стуча что есть сил молотком. — Господа. Дамы. Вы не выслушали меня до конца. Это испытание, которое мисс Джелли придется пройти. Наказание достойное, поверьте. Во-первых, там она научиться дисциплине. Во-вторых, судьба сама решит, достойна она прощения или нет. Если Михаэль сможет выжить, прослужив в армии пять лет, столько, сколько и положено служить в пехоте, она будет признана свободной. Если в течение этих пяти лет она ничем не выдаст себя, если все это время будет вести себя примерно, показав себя достойным учеником и подданным Великой Империи, то она сможет вернуться домой через этот срок, заслужив наше прощение. Она покажет своим поведением то, что раскаивается в своем поступке и сможет продолжать вести свою жизнь дальше. Нет… что может начать новую жизнь, лишенную пороков.
— Но, Ваша Честь. — Подала голос какая-то женщина. — Посылать ее туда, где служат исключительно мужчины… разве это допустимо?
— Значит, в ее интересах сохранить свой пол в тайне. — Спокойно ответил судья. — Господа, уверяю вас, такое решение действительно правильно. Вчера помолившись светлым богам перед сном, я ждал помощи от них, мудрейших, в этом нелегком решении. Идея сия — единственно верная. Мы не можем послать ее в тюрьму или отрубить руку, мы же не варвары. Но мы можем передать ее в руки судьбы, которая сама распорядиться ей. Вы согласны?
Послышалось одобрительное бормотание и кивки.
— Мисс Джелли, вы согласны с наказанием? — Обратился к Мише судья.
— А у меня есть выбор? — Грустно усмехнулась девушка.
— Конечно, можете оплатить штраф в размере двадцати тысяч греней.
Темнота, окутавшая камеру, скрывавшая в себе запах сырости и отчаянья, отлично справлялась со своей главной задачей — довести до того состояния, когда человек будет уже не способен на эмоции. Даже слезы, которые бы могли принести немного облегчения.
В общем, все так, как и должно быть за решеткой.
На лавке, заменявшей кровать, сидела девушка, уткнувшись в колени, которые были подтянуты к груди.
Ее даже домой вещи собрать не отпустили, сказав, что это лишний повод сбежать. Сказав: много чести.
Боги… подумать только… преступница! Это клеймо позора не стереть и за пять лет.
Пять лет, ха! А потом что? И вообще, будет ли это «потом»? Если учесть, куда она отправиться совсем скоро, ответ очевиден. А может так даже лучше, все же жить по уши увязнув в местной «справедливости»… не вариант.
Талида…
Бедная Тали. Естественно, она не поверила ей. Все эта воспеваемая во все времена «любовь», смысл жизни и единственное счастье на земле. Что ж… теперь, обдумав все, Миша пришла к выводу, что не стоило ей даже пытаться в красках расписывать то, какой ее муж ублюдок. Это разобьет ее ранимое сердце, и вместо одной, будут страдать две…
Ее, Мишу, уже все равно ничего не спасет, и эта правда ничего не изменит. Она, собственно, никому и не нужна в этом городе.
Девушка свернулась калачиком на лавке, а за стенами камеры уже занимался рассвет. Начинался новый день, который станет началом ее новой жизни.