«…Элдихутту смотрел на нас с откровенной неприязнью, и мы старались не встречаться с ним взглядом, когда он, размахивая руками и беспрестанно что–то крича, проходил мимо. Из того, что нам удалось узнать за те часы, которые мы в ужасном смраде гниющего тела провели перед хижиной шамана, одно было особенно интересным. С большой долей вероятности мы поняли, что Элдихутту не успел принять власть от отца и, так и не став королем, остался принцем. Шаман не стал объявлять сына вождя правителем Ниитубе и удалился в свою хижину, которую до сих пор не покидал. Единственное, что для нас так и осталось загадкой, это то, что все жители деревни, которые оказались на редкость общительными людьми, уверяют, что шаман отправился куда–то за человеком, который убил вождя»
«…Жан отказался подходить к трупу. Видя, что тело на вид совершенно цело, я решил проверить, нет ли на нем каких–нибудь ран, так как все жители деревни продолжали утверждать, что его убил человек с неба. С удовлетворением я понял, что не ошибся. На лбу, прямо над правым глазом, на трупе был виден след от сильного удара. Кожа в этом месте была рассечена и в ране была видна запекшаяся кровь. На виске вождя я заметил прилипший небольшой треугольный кусок, как будто бумаги. Но, поскольку в Ниитубе не знают бумаги, я предположил, что это лепесток какого–то цветка. Тучи мух не позволили мне рассматривать тело покойника дольше…»
«…понимание этого повергло нас в некоторый шок. То, что жители Ниитубе не являются каннибалами, для нас было совершенно очевидным с самого момента нашего вступления в деревню. Но описание ритуала передачи власти, которое мы получили от Чопе, того самого старика, что встречал нас при входе в деревню, заставил нас внутренне содрогнуться. Оказалось, что наследник, в момент, определяемый только шаманом деревни, должен убить престарелого вождя ударом по голове, после чего отсечь ему одно ухо (какое именно мы не поняли, так как старик показывал то на одно, то на другое). Только тогда ритуал передачи власти можно считать завершенным. Со слов Чопе, мы поняли, что шаман запретил Элдихутту отрезать ухо мертвому вождю, так как тот принял смерть от другого человека. На вопрос о том, кто же все–таки убил вождя, Чопе ответил: «Человек с неба»
«… Он абсолютно точно показывал нам самолет. Филипп согласен со мной в этой оценке. Чопе широко расставил руки в стороны и протяжно загудел. У нас нет никаких сомнений, над деревней пролетал самолет. Именно он каким–то образом стал причиной гибели вождя. Старик несколько раз показал нам пантомиму, из которой было понятно только то, что самолет выстрелил или сбросил что–то на деревню, и это попало в голову вождю. Луис не может нам перевести всего того, что говорят, так как его познания в местном диалекте оставляют желать лучшего…»
Как изложенные выше, так и последовавшие позже сообщения братьев Л’Аваль о происходящих в Ниитубе событиях были встречены научным миром скептически. Все их рассказы о появлении в деревне третьего европейца, так называемого Принца Ниитубе, который, по словам самих исследователей, «непонятно откуда взялся», повлекли за собой ряд критических выступлений в научных журналах и на телевидении. На Жана и Филиппа был обрушен шквал обвинений в предательстве интересов науки, желании заработать дешевую популярность и выдать «сказку о потерянной вековой мудрости» за раскрытую ими одними тайну. Серьезные издания отказывались брать в работу их статьи. Жан Л’Аваль был смещен с профессорского поста в Сорбонне, а Филиппу кто–то измазал дерьмом дверь дома.
Выставив своих коллег и недавних оппонентов перед всем миром пошлыми комедиантами, научный мир, натешившись, забыл о них навсегда. Книги, написанные братьями и выходившие в свет мизерными тиражами, покупались пожалуй что только узким кругом любителей чудес, да немногочисленными родственниками самих горемык.
Филипп умер от цирроза печени в своей парижской квартире через шесть лет после посещения Ниитубе. Годом позже Жан пустил себе в висок пулю. В своей предсмертной записке он написал: «Один раз побывав в Ниитубе, я обрел новую отчизну и поэтому не мог говорить неправду, ведь Буркина — Фасо — родина честных людей»[5]
5
в переводе с языка мооре «буркина́» — «честные люди», в переводе с языка дьюла «фасо́» — «родина»