— Ну, спасибо еще рано говорить, могли бы и без Кармен разобраться!.. — холодно напомнил Лобов. Отпусти ее!..
— А ее никто и не трогал! — усмехнулся Будинский. — Это чтоб ты пошустрей спустился!..
Лобов, не мигая, смотрел на Будинского.
— А вот если ты в Москве решишь отличиться, тут я ей не завидую!.. Впрочем, и тебе тоже!.. — пригрозил Будинский. — Ты меня понял!
— Понял! — Лобов поднялся и, ковыляя, дошел до телефона. Набрал номер. Ответила Кармен.
— Я тебе звоню в номер, никто не подходит! — забеспокоилась она. — Ты где?!
Будинский насмешливо наблюдал за Лобовым.
— Я у врача, массаж делали, потом мазью растирали!.. Сейчас отдохну и поковыляю к себе! Не волнуйся, до завтра!..
Лобов положил трубку, захромал к выходу. Когда он проходил мимо кабинок, то в соседней, рядом с той, в которой Будинский допрашивал Лобова, сидел с бокалом Земцов. Лобов криво усмехнулся.
— Смотри, форвард, без глупостей! — услышал он в спину реплику Будинского. Но не оглянулся.
Лобов вышел на своем этаже и, хромая, побрел к номеру. Он вставил ключ в дверь, отпер ее, но в номер не зашел. В задумчивости стоял перед дверью. Потом резко повернул ключ, заперев дверь, и пошел назад по коридору. Пройдя мимо лифта, пошел дальше и оказался около номера Гудовичева.
В нерешительности он стоял у двери чужого номера: постучать или нет? И вдруг за дверью зазвонил телефон.
— Алло, да, я, а кто же еще? — донесся из-за двери голос Гудовичева.
Какое-то время за дверью было тихо: доктор, понятно, слушал, что ему говорили по телефону. Наконец Лобов услышал, как Гудовичев орет в трубку:
— Идиот, кретин! Куриные мозги у тебя! Какой Интерпол? Кто тебя просил все выбалтывать? Тебе приказали его расспрашивать, а не трепаться! Ты же все испортил, болван, и нас обоих выдал ему с потрохами! Где он сейчас? Пошел ты к черту, дерьмо собачье!..
И там, за дверью, Гудовичев бросил трубку.
Лобов стоял, не шелохнувшись. Уйти — ведь теперь все ясно? Но разве не стало ему это ясно еще внизу, в баре? Или постучать, войти, посмотреть в глаза этому человеку?
Неожиданно дверь распахнулась, и они застыли лицом к лицу. Стояли и молча смотрели друг на друга. У обоих на лицах не было и следа злости. Только безмерная усталость. Оба понимали — или делали вид, что понимают, — их поединок подходит к концу. Или уже подошел?!
Первым принял решение старший по возрасту.
— Ну что ж, Леша, заходи. Не бойся. Ты же все слышал?! Я один в номере. Я вдвое старше тебя и втрое слабее. Со мной ты справишься, даже больная нога не помешает. Чего тебе бояться? Я же не бугай Будинский. Бугай Будинский! Неплохо звучит, а?
Ни слова не говоря, Лобов шагнул в комнату и быстро прошел вперед, обернулся. Гудовичев не спеша закрыл дверь и устало опустился в кресло.
— Спрашивай, — спокойно сказал он. — Отвечу на все твои вопросы.
Лобов молчал, стоя у окна.
— Не хочешь... Не хочешь со мной разговаривать. Твое право. Тогда слушай. Как думаешь, сколько мне лет? Я скажу тебе. Мне год до пенсии. У меня две дочери. Обе были замужем и обе разведенки. У меня три внучки. Безотцовщина. Никаких алиментов. У жены астма, еще с молодых лет. Так что считай: шесть женщин у меня на иждивении. А знаешь ли ты, что, когда врача берут на работу в Госкомспорт, он подписывает документ о неразглашении, как будто начинает работать на оборону страны. Не знаешь... То-то. А знаешь ли, что, когда тренер гандболисток Турчин защитил диссертацию, то она легла чуть ли не в спецхран с грифом «секретно»?! Ее нельзя было опубликовать. О подготовке гандболисток — и секретно, а? Потому что мы все знаем, как даются медали и рекорды. Мы знаем, чем кормим вас, спортсменов, перед чемпионатами и олимпиадами. И вот сейчас решили обходиться без допингов, без анаболиков, без переливаний крови. Ты веришь, что Грамов обойдется без них? Я не верю. Но это не мое дело. Хотят обойтись без них — пускай. Но почему я должен беспокоиться о здоровье разных испанцев, американцев и всяких прочих шведов? Все они мечтают об анаболиках и готовы платить за них бешеные деньги. А тот же Барсуков? Он же приказал мне перед сегодняшним матчем дать вам кое-что запрещенное под видом витаминов. И Веселов об этом знал. По-твоему, я должен был отказаться? Но вы-то все проглотили, и ничего, результат подходящий — он все спишет. Вот так-то, Леша.
Лобов молча вынул из кармана две таблетки и бросил на журнальный столик.
— Ах ты хитрый какой! — усмехнулся Гудовичев. — Ты их не принял. И что доказал? Остальные-то играли, и неплохо играли после этих таблеток. Пока ты будешь хромать, они снова примут, если Барсуков мне прикажет. И Грамов никогда не узнает. Потому что узнает он только о результате. И похвалит Веселова, Барсукова и меня, старика. Вот так-то, Леша. Не грусти. Помнишь, как у Лермонтова в «Тамани»: «Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?» Все. Я все тебе выложил. Как на духу. Теперь сам решай. Моя жизнь кончена. Через год на пенсию. Ты сам отец, тебе двоих ребят на ноги ставить. А мне... о жене и дочках уж не говорю... Дожить бы, чтобы погулять на свадьбах внучек. Ну, что молчишь? Скажи хоть, что делать будешь?
Лобов медленно пошел ему навстречу. Гудовичев напрягся, сидя в кресле. Но Лобов, ни слова не сказав, прошел мимо. Дверь за ним захлопнулась с легким стуком.
В Шереметьеве шел дождь.
Хотя «Полету» еще предстоял ответный матч с «Реалом», ничья на поле одного из сильнейших клубов Европы была справедливо расценена как успех, и футболистов встречали с цветами. Их поздравляли, целовали не только близкие, но и незнакомые люди.
Лобов, прихрамывая, пробивался сквозь толпу, хмуро кивал, не откликался на поздравления, уклонялся от ответов на вопросы корреспондентов. Уже подойдя к автобусу, он увидел, как Гудовичев садится в такси, а ведь обычно оставлял собственную машину на стоянке аэропорта. Выруливал на своих «Жигулях», пробираясь через забитую машинами площадку, Земцов. Его «Жигули» пристроились вслед за такси, в котором отъехал доктор.
Лобов прошел в конец автобуса, сел к окну, откинулся на спинку и закрыл глаза...
Юрка открыл дверь, бросился навстречу отцу, обхватил его за шею. Оба они не смогли сдержать слез. В прихожей появились Маша и бабушка...
Актер и Бегунок поднялись по лестнице на третий этаж, подошли к двери квартиры Лобова, прислушались. В квартире было тихо. Бегунок деловито достал отмычку, бесшумно открыл дверь, снова прислушался. Тихо, ни звука. Он кивнул Актеру, чтобы тот следовал за ним, и первым вошел в прихожую. Дождавшись, пока Актер прикроет дверь, зашел в комнату. В полумраке огляделся. Никого. Подошел к окну, достал фонарик, включил и тут же выключил его. Вздохнул, отошел от окна.
— Проходи, чего встал! — буркнул Бегунок.
Актер тоже вошел в комнату. Бегунок деловито направился на кухню, но в ту же секунду у его горла оказалось дуло пистолета.
— Руки! — приказал мужской голос.
Бегунок обернулся. Стоял с поднятыми руками и Актер, в спину которого упирался пистолет второго оперативника. Из соседней комнаты вышел Вершинин. Оперативники быстро надели бандитам наручники.
— Привет, Бегунок, — спокойно сказал Вершинин.
— Здрасьте, — скривился Бегунок, увидев Вершинина.
— У меня к обоим один вопрос: кто послал? Я знаю, кто вас послал, но мне важно, чтобы это сказали вы!.. Будем говорить?
— Ничего я не знаю, — прохрипел Бегунок.
— Ты тоже не знаешь? — спросил Вершинин у Актера.
Тот пожал плечами.
Вершинин с помощью дистанционника включил видеомагнитофон. Загорелся экран, на нем возник эпизод из футбольного матча: Лобов нанес удар по воротам — вратарь в красивом броске отбил мяч.
— Вот черт! — поморщившись, сказал Вершинин, но добавил: — Не к месту, а здорово.
И в ту же секунду изображение сменилось, на экране возникли «Жигули» с номером Т 16-16ММ. Машина подъехала к небольшой даче. Мелькнула надпись: ул. Садовая, 16. Гудовичев Н. М. Бегунок вылез из машины, пробежал через участок, вошел в дом. Вскоре он вышел из дома с набитой сумкой. В машине он открыл сумку, вытащил пачку долларовых купюр, помахал перед носом Актера. У того загорелись глаза. Бегунок спрятал пачку, закрыл сумку, завел мотор...