Юра встал. Несколько поодаль стояла группа ребят в футболках.
— Тебя как звать, парнишка? — продолжал тот, кто сказал, коренастый подросток в очках, видимо, капитан.
— Мария Ивановна, — ответил Юра.
— Остряк, а? — покровительственно похлопал Юру по спине очкастый, обращаясь к остальным. — Словом, так. У нас захандрил вратарь, а сейчас будет матч с артистами. Так что собирайся.
— С какими артистами?
— Да с садовых участков. Ты что, нездешний?
— Здешний, — нашёлся Юра, — только недавно тут живу.
— Вратарь что надо! — одобрительно сказал кто-то из ребят.
— Вообще-то я центр, — неуверенно пробормотал Юра.
— Центр — это я, — гордо сказал очкастый. — Пошли.
— Тёзка… — позвал Юра.
— К чёрту! — властно сказал очкастый. — Он нам не нужен.
— Ладно, пошли, — решился Юра и отдал тёзке свой портфель.
И ВОТ НЕ ПОЙМЁШЬ, КАКОЙ МЯЧ В ИГРЕ — ТО ЛИ ВООБРАЖАЕМЫЙ, ТО ЛИ САМЫЙ ЧТО НИ НА ЕСТЬ НАСТОЯЩИЙ…
Что ж, матч, так матч. И, оказывается, на кубок какого-то профессора Милашкина. Скучновато: счёт ещё не открыт. У местных блестящая защита. Пару или, там, тройку раз Юра ловил мяч — слабый, вялый, словно случайно докатившийся до ворот. А вот вратарь артистов — класс! Не даёт ему спокойно жить Богданов — тот самый, очкастый-коренастый. Обведёт всех, потом словно перемигнётся со своим правым краем: повторим, мол? А тот ему: повторим! Мяч у Богданова всё же выхватывают из-под ног. Пас артистам. И тут впереди артиста сам словно мячик выпрыгивает, да так, будто из пустоты выныривает, тот самый правый крайний. И — пас Богданову. Удар!!! Ну, вратарь артистов, не умри. Нет, не умер. Взял.
Разозлился, наверное, Богданов, да и саданул за это кому-то из артистов по ноге. А вот это зря… Пострадавший корчился от боли на траве, пока его не унесли. За Юриной спиной — группка болельщиков. Сумбурно говорят, но понять можно: «Виктор Смаков». И его же почему-то именуют «дядя Гена». Бывает. Подковали, стало быть, тебя, дядя Гена…
Нет, вот он, дядя Гена! Здоровяк с усами. Выбежал на поле вместо пострадавшего. Он же, оказывается, и расплатится с Юрой за грехи Богданова — пробьёт одиннадцатиметровый. Ну и ну!
— Долой! — закричали молодые болельщики местной команды. — Амбал с поля! На мыло Смакова! Дядя Гена, тебя невеста ждёт!
А дядя Гена — ноль внимания. Зловеще, не торопясь, пристраивает мяч на траве.
— Теперь тебе хана, — послышался позади Юры чей-то сочувственный шёпот. — У него жуткий удар. Смотри в оба.
— Давай, Витя-титя. Вмажь! — раздался грубый голос какого-то уже вполне взрослого, но не вполне хорошего человека. — На тебя смотрят Европа и Америка.
«А со мною вся моя страна», — пришли вдруг Юре на ум, на подмогу слова из бравой милицейской песни, а сам он аж зазвенел всем телом от нетерпения.
Удар!!!
Юра взметнулся, и по нему садануло… Мячом это никак не назовёшь — чугунное ядро. Вместе с ним он рухнул на землю и только по восторженным крикам болельщиков понял, что ворота спас.
До конца матча оставалось десять секунд, а счёт так и не был открыт. Наверно, и у них полагается дополнительное время…
После финального свистка Юру окружила вся команда.
— Ну, выдал ты! — восхищённо говорил Богданов. Другие хлопали Юру по спине, жали руки. Подошёл и сам профессор Милашкин с большим хрустальным фужером в руках. Профессор был очень стар.
— Хвалю, хвалю, молодой человек, — сказал он. — Вы затмили самого э… Хомяковича, э… Химича. Надеюсь вручить вам этот кубок.
Это он, наверно, о Хомиче — легендарном динамовском вратаре. Небось, и видел его, да забыл фамилию. Так ему и положено: профессор старый и рассеянный, весь в науке. Но Юре вдруг показалось, будто и он сейчас, как Милашкин, что-то забыл. Но вот что? И почему он здесь? Костя! — будто новым ядром так и ударило его.
— Какое сегодня число? — спросил он.
— Ты опупел? — огрызнулся Богданов.
— Я серьёзно.
— Пятнадцатое! — прямо в ухо прокричал ему Богданов.
— У Наполеона завтра обратный рейс… — пробормотал Юра.
— Ребя, чего это он?.. — опешил Богданов.
— Я, пожалуй, пошёл, — буднично сказал Юра.
— Что?!. — заорал Богданов.
— Пошёл.
— Да ты что, рыбу ел?!
Вокруг недоумённо, и почтительно молчали.
— Дядю Гену боится, — засмеялся Богданов и оглядел всех.
— Ну, допустим даже так, — невозмутимо согласился Юра.
— Трус! — прямо в лицо ему проорал Богданов.
Юра размышлял.
— А, знаешь, — сказал он, — за такие слова можно и по организму.