Я уже собирался сказать ему, чтобы он заткнулся.
— А еще зуд, мужики, я уже чувствую, как прыщи выскакивают от этого ила, утиного помета, и всего остального, что там плавает, в этой вонючей луже. Ну вот, выходишь ты и видишь всюду эти волосатые, сморщенные гениталии. Ясен хрен, что меня с них воротит. Все в мерзких пупырышках, рыхлая кожа, мужики, а главное — ни одного душа вплоть до самого горизонта. Девчонки знали, что делали, оставаясь на берегу. Сабина валялась себе на одеяльце или играла с Сюзанной в бадминтон, если, конечно, та не была в тот момент натерта кремом для загара и не поджаривалась на солнце. И что за кайф на жаре валяться, не пойму?
— Так что там с Лаурой?
— Лаура. Ах да, Лаура. Она была с каким-то типом. Читала газетку и время от времени о чем-то с ним трепалась.
— С жиденькой бороденкой и усиками на манер латиносов?
— Да, возможно. Не знаю. Это так важно?
Шон просто тупая скотина. Мне следовало бы его вышвырнуть.
— Да, важно. Терпеть не могу, когда Лаура ходит с другими.
Так и есть. Особенно если это студент киношного вуза с бородкой на манер латиносов.
— Уж она знает, чего хочет, можешь за ней не присматривать. Но послушай, что я тебе скажу. Я иду к ней и говорю: «Привет, можно глоток минералки?» — и она протягивает мне бутылку, а я возьми да и вылей всю воду на себя, чтобы кожа наконец зудеть перестала. Ну так вот, этот тип вскакивает на ноги и сжимает кулаки, ну прямо боксер. Ударить меня хотел, прикинь?
— А Лаура?
— Лаура, конечно, только рассмеялась. Теперь доволен?
Да, теперь я доволен.
— Да, но я-то о другом. Душа там нет, и киоска с картошкой фри и холодной колой. Ничего, только палатка с идиотами, помешанными на экологии. Эти типы отворачиваются, когда нацеживают тебе кофе, чтобы не дышать в твою сторону, и продают пирожные из склеенных между собой зерен, которые ты с трудом глотаешь, а потом начинаешь икать. Да, скажу я вам, такой вот пляж для нудистов, по нещадной-то жаре, и каждый, кто там поест, мучается изжогой. Говорю вам, мужики, потом я еще ездил в Принценбад. Всюду полно суперсексуальных бациллокиллеров, кациллобиллеров, цабиллориллеров, кругом полно хлорки, а еще картошка фри, красно-белая, и кола, кола, кола. Кстати, я всерьез уже подумывал, не сделать ли мне татуировку «Кола» на лбу. Наверняка «Кока-кола» выложит приличные денежки за такую рекламу. И вообще, каждый знает, чего тебе нужно: стоит только где-нибудь встать или даже упасть без сознания, каждый перво-наперво принесет тебе колу, потому что ее название крупными буквами написано у тебя на лбу.
Микро нависает над тарелкой и водит по ней мокрыми пальцами. Засовывает палец в маленький пакетик и облизывает его.
— Мужик, эту дурь в нос надо пихать. — Шон выхватывает тарелку у него из рук. — А он просто жрет. А-а-а-а, ну вот, еще и промокло теперь, всю руку заляпал. Эй, Микро, надо немедленно вытереть. — И бросает взгляд на зеленую футболку, потом смотрит на Микро. Но Микро только ухмыляется. — Ну ладно, Микро, сейчас я тебя подправлю. Сделай-ка погромче, — командует Шон.
Из динамиков доносится медленный вступительный ритм с металлическим лязгом, к которому примешиваются позывные неизвестного спутника. В окно то и дело втискивается жара, горячий желатин вползает к нам с улицы. По небу летит старенький биплан с рекламным плакатом, но он слишком далеко, надпись не разобрать. Летит так бесконечно долго, что мне кажется, он скользит по толстой подушке воздуха.
Хорошо, что Шон не притащил с собой свой дурацкий, орущий хардкор. Он все еще слушает всякое расслабляющее и раскрепощающее говно, дурацкий рев о вечной молодости и буйстве. Ученическое баловство, потому что каждый, кто слушает этот рев, и сам непременно играет на каком-нибудь инструменте и орет. Шон по-прежнему ходит в какой-то подвал орать с другими дебилами. Мне кажется, он даже у них солист.
— Классная дурь, хорошо забирает, — воркует Шон.
Это я что, уже вслух заговорил, черт возьми? Если я думаю, то думаю? Я сейчас говорил вслух? Микро втягивает в нос часть не в меру длинной дорожки хвастуна Шона и начинает кашлять, на глаза у него наворачиваются слезы. Только сейчас я замечаю засохшие струпья лихорадки под носом Шона.
— Ну, давай, Микро, эта дурь быстро действует. Ее надо по-быстрому втягивать, повсюду, в каждом углу, стоя, лежа, на автобусных остановках. Если сидишь на коксе, не обязательно целыми днями торчать дома.
Я вижу, как струпья начинают прыгать. Темное пятнышко на размытом лице движется вверх и вниз, все быстрее, быстрее.
— Вашу мать, знаете, что в лете самое дерьмовое? Куча отребья на улицах. Хотел вот поесть у тайцев. Уже и тарелочку себе поставил, и жрать по-настоящему охота, и нате вам: встает передо мной эдакий гном, протягивает ручку и бормочет что-то по-индонезийски, или, может, просто околесицу какую несет.