Фостер переехал в Спокан, когда там разгорелась борьба городских властей с уоббли. Вскоре Фостер познакомился с Элизабет Герли Флинн. 50 лет спустя Флинн вспоминала: «Когда мы встретились в Спокане во время борьбы за свободу слова, ему было двадцать восемь лет. Он был высокий, стройный, с голубыми глазами и мягким голосом, гораздо более худощавый, чем сейчас, настоящий «тощий парень», как он сам себя называл».
Вскоре после прибытия Фостера в Спокан его арестовали во время одного из уличных митингов, хотя, по его словам, он находился «в самой гуще толпы». Фостера приговорили к 30 дням тюремного заключения, к штрафу в 100 долларов плюс судебные издержки. Эту сумму он должен был отработать на каменоломне. Его сковали цепью, к которой было привязано ядро весом около семи килограммов, с другими заключенными и повели на каменоломню, где сказали: «Работай — либо замерзнешь». Фостер, как и другие заключенные, категорически отказался «отрабатывать» штраф и… отморозил себе ноги.
Поэтому Фостер находился в тюрьме вместо 30 дней около двух месяцев. Заключенных, сообщал он в одной из корреспонденций в свою газету, били дубинками и запихивали в камеры в таком количестве, что они не имели возможности сесть. Если же уоббли начинали протестовать, их обливали ледяной водой из шланга, а затем устраивали «баню», направляя на них струю пара. Многие теряли сознание, но маленькая камера была так набита людьми, что они не могли упасть. Арестованных подвергали допросу и «третьей степени» обработки — то есть попросту истязали и пытали.
Когда тюрьма оказалась переполненной, заключенных стали помещать в заброшенное промерзшее здание школы имени Франклина, где от голода и холода погибло трое арестованных. Многие заключенные болели воспалением легких и другими болезнями.
Несмотря на террор, настроение заключенных оставалось боевым. «Члены ИРМ, находящиеся в городской тюрьме, объединились во временную организацию и регулярно, два раза в неделю, устраивали митинги, — сообщал Фостер в «Газету трудового люда». — В понедельник вечер посвящается пропаганде, и эта пропаганда оказывается отнюдь не бесполезной, ибо многие заключенные заявили о своем намерении по выходе из тюрьмы вступить в ряды ИРМ. Вечер в среду посвящен текущим делам, и даже удивительно, до какой степени у нас много дел. Мы постановили, что сигнал «гасить свет» должен раздаваться в 10 часов 30 минут вечера, выбрали секретаря и комитет по вопросам пропаганды, который будет ведать воскресной программой. Мы установили также десятки других правил и пунктов распорядка дня».
Сам Фостер вступил в тюрьме в ряды «Индустриальных рабочих мира».
Борьба в Спокане продолжалась около 16 месяцев.
Уоббли были полны решимости одержать победу. Их сторонники продолжали прибывать в Спокан. В газетах писали: «Путешествуя сквозь вьюги на буферах, крыше и тормозных площадках товарных вагонов, эти «коммивояжеры идеи» прибывали в город, хотя в конце пути их ожидали лишь кирка, каменоломня и тюрьма».
Подверглась аресту в Спокане и 19-летняя Элизабет Герли Флинн, Над ней устроили суд, но она, как и другие споканские борцы, мужественно выдержала все испытания и, выйдя на свободу, продолжала борьбу за интересы рабочего класса.
Стойкая борьба рабочих за свободу слова вынудила в конечном итоге городские власти отменить запрет на уличные выступления профсоюзных и социалистических деятелей. Фостер возглавил комитет рабочих, который вел соответствующие переговоры с властями. Соглашение было достигнуто 5 марта 1910 года.
Власти выпустили всех арестованных, вернули ИРМ помещение для собраний, разрешили издание их органа, но главное — уоббли вновь получили право проводить уличные собрания и демонстрации. Со своей стороны, ИРМ отказались от судебных исков против властей. Вскоре законодательная палата штата Вашингтон приняла закон, запрещавший агентам по найму взимать плату с рабочих за трудоустройство.
Победа уоббли в Спокане имела большое значение, ибо во многих других городах и штатах власти пытались запретить рабочим выступать на улицах в защиту своих прав, в то время как уличные выступления церковных и других реакционных ораторов ничем не ограничивались. Теперь власти были вынуждены и в других местах отступить.
И все же формальное признание за рабочими права на свободу слова вовсе не означало, что капиталисты и защищающие их интересы власти отказывались от репрессий по отношению к трудящимся. И после победы в Спокане полиция, национальная гвардия, войска разгоняли рабочие демонстрации и митинги, избивали их участников, заключали их в тюрьмы. Капиталисты боялись подлинно революционного рабочего движения, хотя в их руках была печать, школа, церковь и законодательная власть, обрабатывавшие общественное мнение в интересах эксплуататоров. Играло на руку фабрикантам и банкирам и то обстоятельство, что рабочее движение было расколото: имелось две социалистические партии — одна, возглавляемая Де Леоном, другая — Дебсом, два профсоюзных центра — Американская федерация труда и «Индустриальные рабочие мира», не считая многочисленных других менее влиятельных организаций анархистской, синдикалистской, мелкобуржуазной ориентации. Все они вели борьбу не только с предпринимателями, но и между собой, внося сумятицу в ряды рабочего класса, ослабляя его волю к сопротивлению.
Главной же слабостью американского рабочего движения было отсутствие правильной политической линии, четко разработанной подлинно марксистской стратегии и тактики революционной борьбы, следствием чего был хронический разлад между социалистами различных направлений и профсоюзным движением.
Американское рабочее движение никак не могло оправиться от трех своих недугов — политического сектантства, синдикализма и реформизма, и в этом была его трагедия.
Примером тому были события, разыгравшиеся в организации Социалистической партии Сиэтла.
Пока шла борьба за свободу слова в Спокане, в Сиэтле отношения в Социалистической партии между правыми сторонниками Брауна и левыми — последователями Титуса обострились до предела.
В 1909 году партийная организация раскололась. На очередной партийной конференции Брауну путем разных махинаций удалось получить перевес и добиться переизбрания. Возмущенные этим левые во главе с Титусом покинули конференцию, объявили ее незаконной и создали свою собственную партийную организацию. Однако ее не признало национальное руководство Социалистической партии. Титус и его сторонники были обвинены в нарушении партийной дисциплины и исключены из партии. В числе исключенных оказался и Фостер.
Вначале Титус и его сторонники думали присоединиться к Социалистической рабочей партии, возглавляемой Даниелем Де Леоном. Но его сектантские взгляды на политическую борьбу рабочих не находили отклика среди левых социалистов. Титус и его единомышленники решили основать новую партию, которую они назвали Партией рабочих наемного труда. Почему такое название? Потому что в новую партию решили допускать только рабочих. Сам Титус, чтобы стать достойным членом новой организации, отказался от профессии врача и стал работать лифтером.
Новая партия оказалась недолговечной. Сектантство загубило ее, как и многие другие социалистические организации. Не просуществовав и года, она распалась. Ее бывшие члены примкнули к другим группировкам: кто к Социалистической рабочей партии, кто к Американской федерации труда, кто к «Индустриальным рабочим мира».
Интересна дальнейшая судьба Титуса. Он многие годы агитировал рабочих добиваться четырехчасового рабочего дня. Титус брал у рабочих письменные обязательства объявить 7 мая 1925 года бессрочную генеральную забастовку за осуществление этого лозунга. Разумеется, когда настал этот день, никто из рабочих, подписавших такие обязательства, даже не вспомнил о них.
Фостер пришел к выводу, что правые социал-демократы не верят в способность рабочих завоевать и удержать политическую власть, справиться со сложным капиталистическим аппаратом управления. Более того, они вообще не видят необходимости в социалистической революции. Их линия заключается в «исправлении» и «усовершенствовании» капитализма.