Вместе с тем выход из Социалистической партии Фостер считал большой политической ошибкой в своей жизни. Ведь, покинув Социалистическую партию, он порывал не только с господствовавшими в ней соглашателями и реформистами, но и с ее левым крылом, отстаивавшим классовые позиции. Именно левые социалисты стали после Великой Октябрьской социалистической революции пропагандистами идей коммунизма, именно они стали зачинателями коммунистического движения в Соединенных Штатах. Фостер, отвергнув правых, повернулся спиной и к левым социалистам, по существу, своим единомышленникам.
Вступив в Спокане в организацию «Индустриальные рабочие мира», влившись в ряды боевых и неукротимых уоббли, Фостер, по существу, переходит на позиции синдикализма, становится приверженцем стачек как основного инструмента борьбы с капитализмом. Следуя за теоретиками синдикализма, он считает, что капитализм можно свергнуть только через всеобщую генеральную забастовку.
Такого рода рецепты оказались не менее губительными для дела рабочего класса, чем проповедь правых социалистов. Фостер смог преодолеть их только, по его словам, после двенадцатилетнего блуждания по бесплодной пустыне синдикализма.
В статье, опубликованной в 1935 году, Фостер подробно проанализирует ошибки синдикализма. Это сведение революционной классовой борьбы к экономическим лозунгам и деятельности профсоюзов, недооценка буржуазного государства, неспособность создать пролетарский авангард, непонимание его руководящей роли, отказ от политических форм борьбы, игнорирование союзников рабочего класса — мелких фермеров и городских средних слоев, отказ от единства действий с ними. Эти пороки синдикализма политически разоружали пролетариат в его борьбе с капитализмом и неизбежно приводили его к поражению в схватках с классовым врагом.
Синдикализм появляется в Соединенных Штатах в последней четверти XIX века и на протяжении последующих десятилетий превращается из «детской» в хроническую болезнь американского рабочего движения. Ею были заражены в той или иной степени как соглашательская Американская федерация труда, так и боевые «Индустриальные рабочие мира», а также левые элементы в обеих социалистических партиях, в том числе ведущие их лидеры — Де Леон, Дебс и Хейвуд.
Фостер выявил чисто американские корни синдикализма. Во-первых, более благоприятные по сравнению с Европой условия труда. Наличие на протяжении ряда поколений свободных государственных земель, возникновение многочисленной консервативной рабочей аристократии и продажной профсоюзной бюрократии, переход части рабочего класса в ряды средних слоев и даже в класс буржуазии в периоды быстрой промышленной экспансии. Эти явления способствовали порождению среди рабочих надежды на обогащение, с одной стороны, а с другой — к обострению классовой борьбы и предрасположению к синдикализму.
В своих работах Фостер приводит и другие обстоятельства, действовавшие амортизирующе на революционный порыв рабочих: федеральная система правительства, автономия штатов, ослаблявшие политические усилия трудящихся; наличие широких масс иммигрантов и «кочующих» рабочих, заинтересованных главным образом в заработках и настроенных если не антиполитически, то, во всяком случае, аполитически; этническая, религиозная, языковая пестрота рабочего класса, затруднявшая достижение классовой солидарности; продажность американских буржуазных политиканов, вызывавшая у многих рабочих отвращение к политике вообще; ультрареакционный режим внутри Американской федерации труда, отталкивающий от нее революционно настроенных рабочих, уход же из АФТ вел их к изоляции от основной массы организованных трудящихся; реформистская ориентация Социалистической партии, порождавшая недовольство левых и толкавшая их на позиции синдикализма, как это случилось с самим Фостером.
Но все эти особенности «американского образа жизни» создавали лишь объективные условия для укрепления синдикализма, субъективным же стимулом для его развития служила теоретическая ущербность левого крыла рабочего движения, его сектантство, проявлявшееся в непротивлении антиполитическим настроениям, в приспособленчестве к ним, в фактическом признании экономизма как главной задачи рабочего движения.
Фостер сожалел, что в Соединенных Штатах, к несчастью, не оказалось борца, который смог бы противопоставить экономизму действенную революционную политическую линию. Самые выдающиеся рабочие лидеры начала XX века — Де Леон, Дебс и Хейвуд — так и не смогли выбраться из синдикалистского болота, а некогда боевая и непримиримая к буржуазии организация ИРМ закончила свое существование в 20-х годах, захлебнувшись в позорном антисоветизме.
Но полностью осознать причины и следствия отсталости и слабости рабочего движения Фостер сумел, только встав на позиции марксизма-ленинизма. Во время же его вступления в ряды ИРМ до этого было еще далеко, хотя даже тогда он ощущал, правда смутно и скорее подсознательно, слабость и противоречивость синдикалистского учения. Может быть, именно это толкнуло его вскоре после присоединения к «Индустриальным рабочим мира» покинуть США и направиться в Западную Европу для ознакомления с теорией и практикой рабочего движения на старом континенте.
ВСТРЕЧА С РАБОЧЕЙ ЕВРОПОЙ
Жизнь опровергает ложные теории….
В начале 1910 года Фостер, скопив 100 долларов и сложив свои нехитрые пожитки в чемоданчик, вновь пустился в далекие странствия. Снова он пересекает о запада на восток Соединенные Штаты. Снова, прыгая с поезда на поезд, едет, примостившись на буферах, на вагонной крыше или укрывшись в товарнике. В этом искусстве он приобрел такую сноровку, что ему мог бы позавидовать любой опытный хобо.
В Нью-Йорке Фостер сел на пароход, который вскоре доставил его во французский порт Шербур. И вот он уже в Париже — колыбели революций, бессмертной Коммуны, массового рабочего движения, городе уникальных дворцов и музеев.
Уильям Фостер прибыл в Париж в поисках революционной правды, магической формулы, точного рецепта, с помощью которого можно было бы разрушить капиталистический строй и на его обломках создать справедливое общество трудящихся, где гармонически сочетались бы физический и умственный труд, были бы исключены эксплуатация и войны, обузданы эгоизм и жадность, навсегда изгнаны из человека всякие пороки.
Фостер верил, что создание такого «града будущего» не утопия, а реальная возможность, он был убежден, что построить его смогут только рабочие, он твердо знал, что создать его можно не путем эволюции капитализма «от зла к добру», а только через революцию, через насильственное свержение власти эксплуататоров. Неясным оставался вопрос, как конкретно осуществить такую революцию.
Разочарованный в деятельности двух американских социалистических партий, больше враждовавших между собой и внутри себя, чем с капитализмом, Фостер склонялся к мысли, что революцию можно совершить скорей всего путем непосредственных решительных схваток рабочих с капиталистами, через забастовки, перерастающие в генеральную битву — всеобщую стачку, сперва парализующую, а потом и разрушающую машину капиталистической власти. Но в этой синдикалистской схеме было еще много загадок, много туманного. Ведь по этой схеме еще никто и нигде не одерживал победы. Она требовала теоретического обоснования и практической проверки. Вот за этим-то и явился в Париж Фостер.
В первую очередь его интересовала деятельность могущественной Всеобщей конфедерации труда — ВКТ, созданной в 1895 году, — самого боевого в то время и самого массового профсоюзного объединения в Европе. Вначале в ней преобладали реформисты, потом верх взяли сторонники революционных действий — синдикалисты. «Эта профсоюзная организация, — писал позднее Фостер, — проводила тогда серию местных и генеральных забастовок, вызывавших энтузиазм у рабочих всех стран. Ее боевая деятельность, проповедь саботажа, всеобщей стачки и обещание общества, руководимого профсоюзами, казались мне последним словом в революционной политике».