Панорама рабочего движения во Франции на первый взгляд производила внушительное впечатление. Французская социалистическая партия являлась одной из самых массовых рабочих партий II Интернационала. Ее возглавляли закаленные борцы за дело социализма Поль Лафарг и Жюль Гед, народный трибун Жан Жорес, в ее рядах числились прославленный писатель Анатоль Франс и многие другие знаменитые ученые, художники, артисты. Социалистическая партия располагала десятками депутатов в парламенте, мэрами, муниципальными советниками. Ее боевой орган «Юманите» была излюбленной газетой рабочих.
Наряду с Социалистической партией действовала Всеобщая конфедерация труда. Число ее членов и авторитет росли из года в год. ВКТ вела неустанную борьбу за права и интересы рабочего класса. Буржуазия видела в ней опасного врага. Полиция преследовала ее руководителей и активистов, войска и жандармерия подавляли организуемые ею забастовки.
Однако при более пристальном рассмотрении на этой светлой картине классовой борьбы можно было без труда заметить черные пятна. В Социалистической партии наряду с марксистским течением действовали и реформисты, революционные романтики типа того же Жореса, отрицавшие необходимость установления диктатуры пролетариата. Время от времени из Социалистической партии перебегали в стан буржуазии соглашательские элементы. Буржуазия с ликованием принимала этих ренегатов, которые превращались в самых злобных и опасных врагов социализма и рабочего класса. Такими были ренегаты Пьер Мильерап и Аристид Бриан. Первый за свое предательство был удостоен президентского поста, а второй возглавлял правительство Франции. Именно Бриан бросил войска на подавление забастовки железнодорожников в 1910 году, забастовки, в которой довелось принимать участие и Фостеру. Ведь он был железнодорожником и, когда вспыхнула забастовка, счел долгом предложить свои услуги ВКТ, которая использовала его в качестве оратора на митингах стачечников. Фостер выступал по-английски с переводчиком. Его выступления производили большое впечатление на забастовщиков, впервые слышавших американского рабочего.
Внутриполитическое положение Франции было тогда сложным. Правящие круга готовились к новой схватке с кайзеровской Германией. Буржуазия разжигала в стране шовинистические страсти, призывая к реваншу.
Французские социалисты, впрочем, как и американские, немецкие и других стран, не сумели вскрыть империалистический характер надвигавшейся первой мировой войны. В лучшем случае, подобно Жоресу, они выступали с позиций беззубого пацифизма. В то время Фостер тоже не разбирался в этих вопросах. Хотя в Соединенных Штатах существовала Антиимпериалистическая лига, основанная в 1898 году, когда началась американо-испанская война и число ее членов достигло полумиллиона, эта организация, несмотря на свое название, скорее носила пацифистский характер, чем революционный.
Антисоциалист Брайан более резко критиковал империалистическую политику правящих кругов Соединенных Штатов, чем это делали социалисты. «Не бороться против империалистической политики, а бороться за разрушение капитализма в целом требовали сторонники Де Леона, — писал много лет спустя Фостер. — Обе американские социалистические партии в своих программных заявлениях проявляли полное непонимание характера империализма, недооценивали его значение или попросту игнорировали этот вопрос». Что касается ленинских работ по империализму, то тогда еще они оставались неведомыми огромному большинству деятелей социалистического движения на Западе.
Не лучше обстояло в этом отношении дело и с французской Всеобщей конфедерацией труда. Основанная и руководимая в первые годы социалистами, она затем подпала под влияние анархо-синдикалистских вожаков, унаследовавших идеологическую путаницу Прудона, Бакунина, Бланки и Лассаля. Их горе-теоретики во главе с Жоржем Сорелем выступали на первый взгляд якобы с ультрареволюционных позиций, проповедуя низвержение капиталистического строя путем осуществления генеральной стачки и сопутствующих ей прямых действий — разрушения железных дорог, фабрик и прочих материальных ценностей, что, по их мнению, парализовало бы государство и позволило бы рабочим захватить власть. Полное прекращение работы — это революция, утверждали анархо-синдикалисты.
Главным коньком Сореля, отмечал Фостер в книге «Очерки мирового профсоюзного движения», являлось прославление насилия в классовой борьбе и низведение всеобщей забастовки и социализма до уровня социальных мифов.
Синдикалисты призывали рабочих к перманентным насильственным действиям, саботажу, порче фабричного оборудования. Они возводили в культ «революционное насилие», отметая в то же самое время любые политические лозунги как соглашательские, игнорируя необходимость вовлечения в революционную борьбу трудового крестьянства, средних слоев, целесообразность пропагандистской работы в армии.
В организационном отношении синдикалистские профсоюзы, писал Фостер, были децентрализованы и имели высокую степень автономии. Стремясь к единству действий, они полагались в основном на стихийное движение масс и организованную деятельность боевого меньшинства.
Сектантская ориентация, свойственная анархо-синдикализму, вела к политической изоляции рабочего класса, ослабляла его позиции, снижала возможности его победы. В конце концов многие ультрареволюционные синдикалистские лидеры кончили свою карьеру в рядах самых отъявленных шовинистов, сторонников империалистической войны, а после Великой Октябрьской социалистической революции — и антисоветчиков. Что же касается «философии насилия» Сореля, то ею воспользовался Муссолини для теоретического обоснования фашизма.
Но в 1910 году синдикалистские деятели пользовались непререкаемым авторитетом среди рабочих, а реакция видела в них живое воплощение призрака надвигающейся социальной революции. Все это не могло не сказаться и на отношении Фостера к руководителям французских профсоюзов.
Фостер пробыл во Франции шесть месяцев. За это время он хорошо изучил французский язык. Он добросовестно штудировал работы Сореля и ему подобных пророков синдикализма. Лидеры Всеобщей конфедерации труда тепло приняли заокеанского гостя, приехавшего к ним на учебу. Фостер получил доступ в крупнейшие профсоюзы Франции, участвовал в заседаниях руководящих органов ВКТ, в ее Тулузском конгрессе.
«Я, — рассказывал четверть века спустя Фостер, — впитывал в себя французские синдикалистские теории прямых революционных действий и генеральной стачки, которые с успехом тогда проводились в жизнь профсоюзами. Я от всего сердца разделял ожесточенную войну активистов ВКТ против Социалистической партии и вообще против каких-либо политических действий. Господствовавшие анархистские теории спонтанных революционных действий и децентрализованных профсоюзных организаций казались мне тогда действенным лекарством против бюрократического контроля профсоюзов со стороны реакционеров. Короче говоря, я стал последовательным синдикалистом».
Больше всего привлекало Фостера в профсоюзном движении Франции наличие единого рабочего центра — ВКТ. В США революционные синдикалисты, протестуя против соглашательской политики Американской федерации труда, создали новую, параллельную профсоюзную организацию «Индустриальные рабочие мира», как бы способствуя тем самым расколу рабочего движения на два враждебных, соперничавших друг с другом лагеря. В отличие от них французские синдикалисты применили тактику завоевания реформистских профсоюзов изнутри, путем создания в каждом профсоюзе синдикалистского «ядра», своего рода революционной элиты, которая, завоевав авторитет среди членов профсоюза, захватывала руководство и вершила потом судьбами профсоюза но своему усмотрению, хотя синдикалисты в теории отрицали необходимость какого-либо руководства. Но у них теория никогда не вязалась с практикой…
Из Франции Фостер направился в Германию, где также пробыл полгода, штудируя немецкий язык и изучая рабочее и профсоюзное движение.
В Берлине Фостер живет в доме своего единомышленника Фрица Катера, руководителя Германского синдикалистского союза и, естественно, смотрит на немецкое рабочее движение главным образом глазами этого деятеля.
Если французские профсоюзы произвели на Фостера самое положительное впечатление, то германские его разочаровали. Их возглавляли реформисты, сторонники Бернштейна, стремившиеся не к обострению, а затушевыванию классовой борьбы. Они даже запретили обсуждать в профсоюзах возможность провозглашения генеральной забастовки, которую предлагали применить некоторые по-боевому настроенные социалисты для достижения всеобщего избирательного права.