Предприниматели предпочитали идти на уступки АФТ, что укрепляло ее авторитет и способствовало дальнейшей изоляции параллельных профсоюзов. Правительство, местные власти, полиция относилась благожелательно к АФТ, жестоко преследуя ее конкурентов из ПРМ. Сила притяжения АФТ, являвшейся массовой организацией, была значительно большей.
Немаловажным было и то обстоятельство, что руководители АФТ выступали с позиций религиозной терпимости, патриотизма, защиты американских традиций. Это было созвучно бытовавшим в широких массах трудящихся настроениям и взглядам. Руководители же параллельных профсоюзов нападали на религию и церковников, высмеивали и осуждали патриотизм и американские буржуазно-демократические традиции, считая все это бессовестной выдумкой и туманом, который напускают капиталисты на рабочих с целью их оглупления и обмана.
В Чикаго Фостеру не удалось убедить руководителей ИРМ отказаться от политики параллельных профсоюзов. Большинство участников чикагской конференции продолжали исповедовать сектантские принципы ИРМ и решительно возражали против предложения Фостера попытаться завоевать рабочую массу, вступив в ряды Американской федерации труда и действуя изнутри. Одни из них едко высмеивали Фостера, другие обзывали его ликвидатором. Из тридцати одного делегата конференции только пять или шесть поддержали Фостера, остальные высказались против.
Воспользовавшись том, что делегаты конференции предложили назначить его редактором профсоюзной газеты «Промышленный рабочий» в Спокане, Фостер согласился принять этот пост при условии, что ему будет разрешено провести на ее страницах дискуссию вокруг своего предложения.
Однако выступления Фостера в «Промышленном рабочем» в защиту новой тактики завоевания АФТ на сторону революционного синдикализма путем давления изнутри не нашли отклика среди руководящего ядра ИРМ. Фостер обращается к среднему звену ИРМ. Он совершает одно из своих путешествий «зайцем» по железной дороге, посещая важнейшие промышленные центры Запада, где имелись крупные организации ИРМ. Цель этого пропагандистского турне — убедить активистов уоббли в необходимости изменить тактику профсоюзного движения. Фостер путешествовал зимой. Он проехал свыше 10 тысяч километров, в пути отморозил себе лицо и руки.
Во время поездки Фостеру удалось привлечь на свою сторону многих закаленных вожаков уоббли, убедить их в необходимости и целесообразности работать внутри АФТ.
В начале 1912 года Фостер порывает с «Индустриальными рабочими мира», вступает в профсоюз железнодорожников АФТ — «Братство железнодорожных проводников Америки» в Чикаго, где он работает железнодорожным инспектором. Одновременно с этим Фостер и его сторонники, в основном активисты ИРМ, учреждают Синдикалистскую лигу Северной Америки, рассчитывая вести рабсту не только в Соединенных Штатах, но также в Каниде и Мексике. Национальным секретарем (руководителем) лиги избирается Фостер.
Свои функции национального секретаря лиги Фостер выполнял оесплатно. Получать зарплату за общественную работу среди революционеров считалось признаком бюрократизма, унизительным и недостойным. Ведь зарплата состояла бы из отчислений от членских взносов рабочих, которые сами едва сводили концы с концами. В рабочих организациях зарплату получали только профбюрократы в АФТ.
Фостер зарабатывал от 75 до 80 долларов в месяц. Работал он по 12 часов в день, если учесть, что ему приходилось добираться на работу час, то его рабочий день продолжался около 14 часов. А ведь, кроме этого, он являлся еще национальным секретарем лиги, вел всю ее переписку, участвовал в собраниях, митингах, писал статьи. Для того чтобы вынести такую физическую, да и нервную нагрузку нужно было обладать поистине железным здоровьем.
Фостер работал железнодорожником с перерывами около десяти лет. В то время это была тяжелая, изматывающая и опасная для здоровья профессия. Еще в Портленде, где он трудился кочегаром, однажды взрывом нефтебака на паровозе Фостеру обожгло лицо, он мог лишиться зрения. Был случай, когда Фостер чуть не погиб под колесами паровоза, исправляя неполадки. В Чикаго, работая прицепщиком, он однажды получил травму, на излечение которой потребовалось четырехмесячное лечение в больнице.
Но самой тяжелой оказалась работа железнодорожного инспектора по обмену вагонов. В США имелось несколько крупных железнодорожных компаний. Между ними существовало соглашение, согласно которому они обменивались составами. Например, на чикагский узел, которым владела компания Гарримана, приходил состав другой компании. Этот состав переходил к компании Гарримана. В свою очередь, составы Гарримана при аналогичных обстоятельствах поступали в распоряжение других компаний.
При обмене составов каждая сторона пыталась всучить другой вагоны с поломками и изъянами. В задачу инспектора входило фиксировать все эти изъяны. Следовательно, необходимо было отлично знать разные системы вагонов, составные их части, характерные для них недостатки. Так как инспектору приходилось принимать за смену сотни вагонов, он должен был уметь моментально, с одного взгляда, определить имеющийся в каждом вагоне брак. Если он пропускал какой-нибудь дефект или поломку, то мог лишиться работы, ибо каждый такой пропуск означал для компании дополнительные расходы.
Еще более трудной была работа инспектора зимой или в дождливую погоду, когда он без перчаток, держа в одной руке записную книжку, в другой — карандаш, обходил вагоны, внимательно «обшаривая» их глазами. В пасмурную погоду, в сумерках приходилось особенно напрягать зрение, что вызывало воспаление глаз. Такая болезнь в конце концов не миновала и Фостера.
В начале 1913 года Фостер стал испытывать острую резь в глазах. Свет, движущиеся предметы, так же как чтение или письмо, вызывали у него нестерпимую боль. Материалы лиги Фостер печатал с повязкой на глазах. Езда в трамвае вызывала у него головокружение. Фостер вынужден был оставить работу инспектора и заняться лечением глаз. Разумеется, компания отказалась нести расходы по лечению, хотя болезнь Фостера была вызвана характером его работы.
Почти три года Фостер находился на положении полуслепого инвалида. После шестимесячного «отдыха» он вновь поступил на железную дорогу, но не инспектором, а разнорабочим. Ведь нужно было зарабатывать на кусок хлеба любым способом. В Соединенных Штатах тогда не было ни пенсий по инвалидности, ни какого-либо вида социального страхования. Болезнь и инвалидность для рабочего часто обращались настоящим бедствием, он лишался работы, а вместе с нею и всяких средств к существованию. Чтобы не умереть с голоду, инвалид был вынужден побираться, кормиться в столовках «Армии спасения» и других благотворительных организаций, если у него не было близких людей, способных оказать ему более действенную помощь.
Лечение, предписанное врачами, не приносило Фостеру облегчения. Очки разных цветов — черные, синие, зеленые — не помогали. Он провел некоторое время в сельской местности в надежде, что свежий воздух и покой благотворно подействуют на глаза, но улучшения не происходило. Десятидневная голодовка, которой подверг себя Фостер, а затем шестинедельное пребывание в темной комнате также не дали каких-либо положительных результатов. Не принесли облегчения и три крайне болезненные операции, которые совершили врачи, обещая исцеление.
Доведенный до отчаяния, Фостер обратился к одному чикагскому окулисту, гарантировавшему в газетных объявлениях исцеление от любых глазных болезней. Что касается Фостера, то такая гарантия полностью себя оправдала. Врач осуществил несложную операцию над глазной мышцей, и Фостер почти сразу выздоровел.
Настоящей подругой в этот тяжелый период была для Фостера его жена — Эстер Абрамович, дочь выходцев из России, из Ковно (ныне Каунас, Литовская ССР). Эстер работала на одной из чикагских фабрик и была активисткой лиги. До встречи с Фостером считала себя последовательницей анархистского учения Кропоткина. У нее от первого брака было трое детей: две девочки и мальчик. Эстер привлекла внимание Фостера своей страстной преданностью интересам рабочего класса, боевитостью, бескомпромиссным отношением к капиталистическим порядкам. В 1912 году, когда Фостеру исполнился 31 год, они поженились. Эстер стала верной подругой и соратницей Фостера. Они вместе вступили в Коммунистическую партию Соединенных Штатов. «Умный и преданный друг, — так говорил о ней Фостер, — она была постоянным моим товарищем и опорой на протяжении многих лет моей рабочей деятельности. Оба тома воспоминаний, как и ряд других своих книг, Фостер посвятил Эстер.