Выступая перед сенатской комиссией, он делает упор на экономические требования бастующих, ссылаясь на мнимую поддержку Гомперса и других руководителей АФТ, отрицает революционную роль профсоюзов, о чем он настаивал в своих брошюрах «Синдикализм» и «Тред-юнионизм — дорога к свободе», и даже заверяет сенаторов, что он одобрял войну. Последнее не отвечало истине. «Ошибка в моей позиции во время войны, — писал Фостер, — заключалась в том, что, согласно моим тогдашним синдикалистским взглядам, я считал решающей революционной задачей развитие профсоюзов. Мне тогда казалось, что именно этой задаче следовало подчинить все остальное, включая антивоенную агитацию. Правильно было бы действовать наоборот, считать главной задачей борьбу против войны, подчинив ей все остальное. Я был решительно против вступления США в войну, но когда это произошло, я ошибочно посвятил себя всецело организации неорганизованных рабочих».
Фостер надеялся, что обострение классовых боев, проведение крупных забастовок, создание низовых профсоюзов приведет кратчайшим путем к свержению капитализма. Фостер не участвовал в действиях, направленных на поддержку войны, но и не выступал прямо против нее. Косвенно — да, ведь вся его деятельность была направлена на борьбу против политики «классового мира» и запрета забастовок, которую осуществляли правящие круги США совместно с Гомперсом и его клевретами в рабочем движении.
Уловка Фостера перед сенатской комиссией не принесла ожидаемого результата. В стране господствовала поощряемая властями и капиталистами антикоммунистическая истерия. На забастовщиков оказывалось все возрастающее психологическое, материальное и физическое давление. Правители Соединенных Штатов любой ценой пытались сломить их, заставить отступить.
Жесточайший террор против забастовщиков сопровождался антикоммунистической и антисоветской истерией. Глава треста «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» Элберт Гэри утверждал, что забастовка является попыткой «советизировать сталелитейную промышленность». Стальному королю подпевала буржуазная печать. Она ежедневно пугала обывателя сообщениями, что забастовка — «заговор красных» с целью свержения американского правительства и замены его «большевистскими советами». Продажные писаки намекали, что за забастовкой стоит «красная» Москва.
Но самым опасным врагом рабочих оказались не полицейские и не бандиты, открыто нападавшие на них, а лживые «друзья» рабочих в лице Гомперса и компании, которые сделали все возможное, чтобы провалить забастовку. Гомперс и его сподручные не выступили ни на одном из митингов бастующих, хотя официально они поддерживали забастовку. Они не подписали ни одного заявления, ни одного воззвания в пользу бастующих. Они делали вид, что никакой забастовки не происходит. В профсоюзы АФТ вступило около 50 тысяч сталелитейщиков, они внесли в кассы профсоюзов взносов на полмиллиона долларов, значительная часть которых поступила в распоряжение руководства АФТ, то есть Гомперса. Кассы гомперсовских профсоюзов ломились от долларов. Так, например, профсоюз рабочих железа, стали и олова имел в кассе 206 тысяч долларов, а выделил на кампанию по привлечению рабочих в профсоюзы и в забастовочный фонд только 11811 долларов. Всего же 24 профсоюза, находившихся под влиянием Гомперса и непосредственно связанных со сталелитейной промышленностью, передали Национальному комитету лишь 101 тысячу долларов, в то время как три левых профсоюза швейников, не входивших в АФТ, пожертвовали в фонд бастующих 180 тысяч.
Немаловажную роль в деле запугивания и террора сталелитейщиков сыграли массовые аресты левых профсоюзных активистов и деятелей социалистического движения по обвинению в большевистском заговоре. Аресты были произведены в ночь на 2 января 1920 года под руководством министра юстиции Палмера и его помощника Дж. Эдгара Гувера, будущего директора ФБР.
Во время облав Палмера и Гувера было схвачено 10 тысяч человек, среди них старики, женщины и даже дети. Арестованных избивали, пытали. В Бостоне их заковали в кандалы и водили по улицам на потеху толпы. В Филадельфии, где было схвачено 200 человек, почти всем пришлось испытать так называемые «допросы третьей степени» — пытки. В Детройте 800 заключенных морили шесть дней голодом, в Форт-Уэйне жен и детей заключенных избивали у них на глазах. В Нью-Йорке арестованных отдали на расправу уголовникам. Многие из арестованных иммигрантов были высланы из США, что не могло не повлиять на забастовщиков — выходцев из Европы.
Забастовка сталелитейщиков закончилась поражением. После трех с половиной месяцев борьбы рабочие были вынуждены вернуться к работе, хотя 18 января 1920 года еще бастовало 100 тысяч человек. Предприниматели согласились на многие из экономических требований рабочих, но в основном — признание профсоюзов и права на стачку — они не уступили. Рабочие сражались как львы, показали себя грозной силой, но устали от борьбы, их семьи голодали, надежды на поддержку АФТ не было никакой. Левые силы были раздроблены, многие их вожди томились в тюрьмах или скрывались в подполье. Сталелитейщикам пришлось временно отступить.
Всемирный совет церквей, объединявший в основном американские протестантские культы, в котором в то время преобладали либерально настроенные церковные деятели, в специальном докладе о забастовке писал: «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» была слишком сильна, чтобы ее могли победить 300 тысяч рабочих. У нее было слишком много денег и слишком много союзников в других отраслях производства, она располагала слишком большой поддержкой со стороны правительственных чиновников — местных и федеральных, имела слишком большое влияние на такие социальные институты, как печать и церковь, она господствовала на слишком большой территории — неизменно сохраняя абсолютно централизованный контроль, — чтобы ее могли победить распыленные силы рабочих с их различными настроениями, различными опасениями, неодинаковыми средствами, к тому же действовавших под более или менее импровизированным руководством».
Фостер считал, что главную ответственность за поражение забастовки несут лидеры АФТ. Если бы они оказали хоть небольшую поддержку рабочим, последние выиграли бы борьбу, несмотря на все усилия стального треста помешать этому. Самой важной причиной поражения, писал Фостер, был предательский отказ следовавших за Гомперсом руководителей цеховых профсоюзов от вовлечения в стачечное движение более широких слоев рабочих этой промышленности, вследствие чего многие квалифицированные белые рабочие начали возвращаться на предприятия. Шовинистическая политика гомперсовской клики во многих случаях способствовала возникновению расовых беспорядков, столкновений между белыми и негритянскими рабочими в этот период.
В провале забастовки сыграло свою роль отсутствие у американского пролетариата влиятельной марксистско-ленинской партии, мощь американского капитализма, еще больше окрепшего в результате победоносной войны. И все же, пожалуй, нигде и никогда так выпукло и убедительно не сказалась порочность синдикалистской ориентации с присущими ей голым экономизмом и игнорированием политических факторов, как на примере забастовки сталелитейщиков — этой крупнейшей в истории американского пролетариата битве. Конечно, Фостер исходил из революционных побуждений, его синдикализм был пропитан непримиримым духом классовой борьбы, все помыслы его были направлены на сокрушение твердыни капитализма. Но революционная страсть, владевшая Фостером, еще не делала из его синдикализма алгебру революции.
Заслугой Фостера является то, что он сумел понять это, сделать правильные выводы, извлечь нужные уроки из забастовки сталелитейщиков.
Другие синдикалисты или продолжали упрямо и слепо отстаивать свои ошибки, или отрекались от революции, ополчаясь на коммунизм, переходя прямо на службу к капиталистам, смыкаясь с реформистами и проповедниками классового сотрудничества. По такому пути после первой мировой войны пошли Жуо, Крипе и другие корифеи французского и английского синдикализма, перед которыми некогда преклонялся Фостер. Такую же траекторию совершили и некоторые американские последователи синдикализма — например, соратник Фостера по забастовке сталелитейщиков Джон Фитцпатрик, ставший одним из обычных профсоюзных боссов АФТ.
Фостер пойдет другим путем…