Фостер гостит в подмосковном доме отдыха, где его учат играть в городки (в «говоритку», как он пишет в своей книге.)
«Одной из наиболее поразительных особенностей русской революции является необыкновенный расцвет театра, — писал Фостер в книге «Русская революция», — хотя народное хозяйство в целом отстает, театр процветает, как никогда прежде. Везде оперы, балеты, спектакли, концерты и т. д. И уровень их весьма высок, потому что русские — прирожденные актеры.
В Нью-Йорке и Лондоне, несмотря на их богатство и процветание, нет спектаклей такого высокого класса, какие ежедневно предлагаются революционным рабочим Москвы. Коммунисты великолепно понимают воспитательную роль театра — интересно, что по повой схеме организации общества они поставили его под эгиду отдела народного образования и не упускают ни одной возможности популяризировать с его помощью революционные взгляды». В качестве примера Фостер описывает спектакль в «Теревсате» — Театре революционной сатиры, который произвел на него неизгладимое впечатление.
Это было эстрадное представление, рассказывает Фостер, состоящее из нескольких отделений. Первой была показана трагикомедия в трех действиях, изображающая переход семьи на сторону революции. Цель пьесы, помимо предоставления рабочим отличного развлечения, заключалась в том, чтобы разоблачить зло, с которым приходится сталкиваться новому обществу, — саботаж, воровство, лень и т. п. — и подчеркнуть нехватку преданных граждан и квалифицированных рабочих на производстве. «Герой» пьесы — молодой коммунист, а «злодей» — глупый рабочий, настроенный прокапиталистически, стоящий во главе семьи.
Кульминационный пункт наступает в третьем действии. Жена «злодея», устав от его антиобщественного поведения, решает уйти от него. Она уложила вещи и, взяв ребенка, собирается уходить. Он энергично возражает против этого, заявляя о своем праве на нее, как и в старое время. Но достигает он этим лишь того, что его шурин-коммунист прочитывает ему лекцию о правах женщин при рабочей власти. В конце концов «злодей», разгромленный по всем пунктам, капитулирует и заявляет, что отныне будет вносить свой вклад в построение нового общества.
Рабочая публика была в восторге и следила за всем представлением с неослабным вниманием. В выведенных героях и в содержании пьесы она видела отражение собственной жизни. Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что зрители извлекли из пьесы нужный урок.
Больше всего Фостеру понравилась пантомима под названием «Весы», изображающая борьбу революционной России против ее многочисленных врагов.
Пьеска начиналась с пролога, в котором темную фи-ГУРУ, изображающую старый режим, а позднее — весьма активную как контрреволюция, изгоняло Время. Затем поднимался занавес над основной сценой. Большую часть сцены занимали колоссальные весы. На одной стороне их находился человек, Керенский, а на другой — еще один, Капитализм. Между ними завязалась борьба, причем каждый старался перетянуть чашу весов на свою сторону. Прекрасная девушка, вся в красном, — Россия — с интересом наблюдала за этой борьбой. Но Керенский проиграл, и Россия отбросила его. Он немедленно перешел к Капитализму по другую сторону весов. Тогда на сцепе появился красивый молодой человек, Коммунизм. Он сразу же добился расположения России, встал с ней на весы и отправил в воздух ту чашу весов, где были Капитализм и Керенский.
Следовал великолепный танец, в котором приняли участие фигуры, изображающие Скоропадского, Петлюру, Деникина, Колчака, Врангеля, Юденича и всех остальных известных контрреволюционных генералов. Они вступали в танец в том же порядке, в каком выступали против революции…Они также заняли свое место на весах рядом с Капитализмом.
Затем вступили фигуры Англии, Франции и Соединенных Штатов. Дядюшка Сэм разбрасывал огромные доллары, которые хватали Деникин и другие, что позволило им протанцевать немного дольше. В танце великих держав были изображены все конференции и все другие важные события, имевшие отношение к России. После того как они выдохлись и заняли место рядом с Капитализмом, появилась, демонстрируя свою боевую мощь, Польша, поддержанная всеми врагами России, а вслед за нею — Кронштадтский мятеж в виде матроса. Сначала матрос был показан как жертва уловок Контрреволюции (которая все время вертелась тут же, подбадривая своих агентов), к нему ласкались Капитализм, белогвардейские генералы и великие державы. Однако в конце концов он перешел на ту сторону весов, где была Россия. На мгновенье показалось, что Коммунизм, имея столько врагов, проигрывает, его сторона весов начала подниматься. Но на нее стали наваливать книги и бумаги (просвещение народа), и она снова пошла вниз, и многочисленные враги России были побеждены.
Последней появилась фигура чернокожего человека — Восток. За него шла упорная борьба. Все контрреволюционные элементы прилагали отчаянные усилия, чтобы перетянуть его на свою сторону. Он хотел присоединиться к России, изо всех сил боролся за это, но другие в конце концов утащили его с собой. Так окончилась эта прекрасная историческая пантомима.
Все представление продолжалось полных четыре часа, с семи до одиннадцати, и рабочая публика наслаждалась им с начала до конца. Театр был полутемным (из-за нехватки топлива), а рабочие полуголодными (из-за нехватки продовольствия), но представление принималось прекрасно. «Русские, которые были с нами, — заканчивал Фостер свой рассказ, — довольно неодобрительно отозвались об игре актеров, назвав ее второсортной. Что касается меня, то мпе она показалась великолепной. Но если вспомнить, что приехал я из варварской, некультурной Америки и был воспитан на бродвейской театральной дряни, то для меня вполне естественно принять русских второсортных актеров за звезды».
Все, что он видел, слышал, читал, наблюдал, убеждало Фостера в том, что в России совершился величайший из всех социальных переворотов, которые когда-либо имели место в истории человечества. Республика Советов была первым в мире государством рабочих и крестьян, государством без эксплуататоров — капиталистов и помещиков. До сих пор люди только мечтали о таком государстве, теперь оно существовало, и Фостер не сомневался, что новую Россию ждет великое будущее, что ее примеру последуют со временем все народы мира. И хотя страна переживала острейшие экономические трудности, на всем была печать разорения, энтузиазм рабочих был поразителен, вера в счастливую жизнь владела миллионами людей.
«До моего приезда в Москву, я должен признаться в этом, — пишет Фостер, — меня одолевали сомнения, сможет ли удержаться русская революция. Я еще не освободился от распространенной оппортунистической концепции, согласно которой социализм может восторжествовать только в высокоразвитой промышленной стране. Но прямой контакт с революцией сразу же подорвал это ошибочное мнение. Мне вскоре стало ясно, как дважды два — четыре, что в Советской России произошла подлинная социалистическая революция, именно та, за которую я боролся на протяжении всей моей сознательной жизни. Меня не страшили трудности русской революции. Мой класс ведет отчаянную революционную борьбу, и мое место в его рядах, мой долг — всеми силами содействовать его победе. Я должен вместе с русскими трудящимися сражаться за победу».
Лидер исторической стачки сталелитейщиков, Фостер знал по своему собственному опыту, какие огромные трудности приходится преодолевать в борьбе с капитализмом, какие тяжкие испытания ждут трудящихся на пути к их освобождению. Но он с первого же посещения Республики Советов проникся глубоким убеждением, которое не покидало его на протяжении всей его жизни, в способность русского рабочего класса осуществить великие ленинские предначертания. В книге «Русская революция» Фостер писал: