«Революция — это ожесточенная борьба, но я не отчаиваюсь в отношении результатов. Своими героическими, великолепными достижениями в прошлом русские рабочие внушают веру в свое будущее. Хотя весь мир говорил, что сделать этого нельзя, они разрешили политическую проблему организации правительства и контроля над ним: несмотря на большие разногласия, они разрешили военную проблему, создав огромную армию и разбив своих многочисленных врагов. И колоссальную проблему промышленности они разрешат также. По моему мнению, русская революция будет жить и выполнять свою великую задачу основания первой в мире свободной рес-п\ блики».
Но если революция — чудо, писал там же Фостер, то творец чуда — Российская коммунистическая партия. Эта организация одна из самых поразительных в истории человечества. Некоторые называют ее мозгом революции. Так оно и есть, и более того, это мозг и нервы, сердце и душа революции. Это организованный разум, движущая сила, отвага и высший идеал, истинный жизненный центр революции. Без нее все движение давным-давно потерпело бы крах, а возможно, его и не было бы.
Фостер приходит к выводу, что коммунизм — это будущее человечества, что рабочие могут победить, если руководствуются принципами марксизма-ленинизма. Придя к такому выводу, Фостер становится коммунистом.
«Основной причиной, побудившей меня сделать этот серьезный шаг, — говорит Фостер, — были величайшие события русской революции, а также усиленное чтение трудов Ленина. Вступление в коммунистическую партию было для меня логическим завершением всего моего предыдущего жизненного опыта. До этого я девять лет боролся в рядах социалистической партии и около 12 лет участвовал в синдикалистском движении, около 20 лет я был членом различных профсоюзов, все это дало мне широкий теоретический и практический опыт, опираясь на который я принял решение о вступлении в коммунистическую партию…»
Полон светлых надежд, горящий желанием поскорей вновь окунуться в атмосферу борьбы у себя на родине, покидал Фостер Советскую Россию. На обратном пути в Соединенные Штаты он побывал в Германии, Франции и Италии, которую намеревался посетить еще во время своего первого — довоенного — пребывания в Европе. Теперь он смог осуществить это желание.
В этих странах рабочий класс перестраивал свои ряды, укреплялись молодые компартии, очищаясь от оппортунистов, сектантов и леваков, крепло массовое профсоюзное движение. Но и враг не дремал. Повсеместно буржуазия находилась в наступлении, используя услуги ренегатов — вождей II Интернационала. В Италии же рвались к власти фашисты — наймиты крупного капитала. Их возглавлял бывший ультралевый социалист, предавший дело рабочего класса, — Бенито Муссолини.
О том, что Фостер увидел в Западной Европе во время своего путешествия в 1921 году, он расскажет в книге «Революционный кризис 1918–1921 гг. в Германии, Англии. Италии и Франции», изданной в Чикаго в том же году.
«ПРОСПЕРИТИ» — ДЛЯ КОГО?
Все, что наносит ущерб людям труда, является предательством Америки.
И вот почти после полугодового отсутствия Фостер снова дома, в Соединенных Штатах. В стране мало что изменилось за эти месяцы, повсеместно вспыхивали забастовки, шли классовые бои, Коммунистическая партия все еще находилась в подполье, а ее руководители преследовались. Легально действовала Рабочая партия. В ней работали коммунисты. Правящие круги продолжали раздувать в стране антикоммунистическую и антисоветскую истерию.
Фостер с юношеским пылом принимается за работу. Своей основной задачей он считает воплощение в жизнь решений III конгресса Коминтерна и I конгресса Профинтерна, свидетелем и участником которых он был… Он устанавливает связь с Чарлзом Рутенбергом, генеральным секретарем компартии, руководит деятельностью Лиги профсоюзной пропаганды в Чикаго.
Несмотря на полицейские преследования, Фостер знакомит трудящихся с советской действительностью, о которой американская буржуазия распространяла самые дикие вымыслы. Он пишет статьи, брошюры и книги в защиту Советской России и Октябрьской революции. Он одни из активнейших членов Американского общества друзей Советской России. Он выступает на митингах с призывом к сбору средств в фонд помощи голодающим Советской России. Об одном таком его выступлении рассказала газета «Голос труда» от 4 ноября 1921 года:
«Гэри, штат Индиана, принадлежит Стальному тресту. Когда два года назад развернулась кампания по вовлечению в профсоюзы рабочих сталелитейной промышленности, Уильяму Фостеру было сказано никогда больше в Гэри не появляться. Ему заявили, что не позволят там выступать. По-видимому, это в какой-то мере повлияло на решение Фостера выступить именно в Гэри в воскресенье с докладом о русской революции.
Фостер поехал в Гэри, чтобы рассказать о работе Общества друзей Советской России, оказывающего помощь голодающим. Он приехал, выступил, и, несмотря на то что на его выступлении в качестве цензора присутствовала полиция, которая арестовала председателя митинга Морина Лоеба, он, похоже, победил. Потому что капиталистическая пресса Гэри, представленная корреспондентом «Гэри ивнинг пост», писала о Фостере и его докладе весьма сочувственно, даже лестно»:
«Фостер сделал очень интересный доклад. Следует признать, что замечания Фостера были в высшей степени справедливы… Он смотрит на вещи с точки зрения коммуниста… Хотя он объяснял трудности, переживаемые Россией, со своей точки зрения, он пе умалчивал о них… Лепина он описал как величайшего сегодня человека на земле… Публика внимательно слушала Фостера, и, так как он говорил два часа, он, безусловно, сказал кое-что. Он человек интеллигентного склада, с довольно тонким лицом, бледный, выше среднего роста. Говорит хорошо, красиво жестикулирует и вызывает симпатию».
На следующий день в большой передовой статье газета отметила: «Фостер сделал доклад, который разъяснил всем положение в России… Фостер взывает к разуму. Он излагает факты и высказывает здравые мысли. Конечно, из этих фактов он делает свои собственные выводы, а именно, что революция развивается с огромным успехом, несмотря на огромные препятствия, стоящие у нее на пути».
Фостер и в будущем после каждого посещения Советского Союза считал своим долгом отчитаться перед американскими трудящимися. В книге «Россия в 1924 году» Фостер рассказывал о том, как наша страна, несмотря на смерть Лепина, идет вперед, строит новую жизнь.
Монополисты Уолл-стрита, писал Фостер, относятся к СССР и его зарубежным друзьям с резкой враждебностью, с ненавистью.
Вскоре после возвращения из первого путешествия в Страну Советов Фостер испытал это на себе. Летом 1922 года полиция арестовала его в Денвере, где он собирался выступать на митинге солидарности с бастующими шахтерами. Ему но было предъявлено никакого обвинения, но это не помешало полиции держать его в заключении. Арест Фостера вызвал волну негодования в рабочих кругах. В его защиту выступил Юджин Дебс, находившийся в госпитале. Дебс писал Фостеру: «Если бы меня не задерживало мое вынужденное пребывание в госпитале, я сейчас же прибыл бы к Вам для того, чтобы оказать любую услугу в пределах моих возможностей. В конце концов, Вас можно только поздравить с тем, что Вы еще раз испытали на себе ту злобу, которая присуща капиталистическим законам и капиталистической «справедливости», так как в этих злобных выпадах проявляется страх их вороватых и жестоких блюстителей. То, что они сделали, можно расценивать как самую высокую оценку, данную Вам»[3]. Дебс заверял Фостера: «Как только я поправлюсь и мое здоровье достаточно окрепнет для того, чтобы вновь приняться за работу, я буду с Вами плечом к плечу, в Вашей борьбе за рабочий класс, за его свободу».
Протесты прогрессивной общественности заставили полицию освободить Фостера. Но полицейская охота за пим продолжалась.
В 1922 году 18 августа Фостер принял участие в подпольной конференции компартии в Брпджмепе (штат Мичиган), на которой обсуждались вопросы, связанные с предстоящим съездом Рабочей партии. Фостер покинул конференцию до ее окончания. Оп спешил в Чикаго, где 26 августа открывался первый национальный конвент Лиги профсоюзной пропаганды. Между тем полиция нагрянула в дом, где проходила партийная конферепцпя, и арестовала всех ее участников — 17 человек во главе с генеральным секретарем Чарлзом Рутенбергом.